— Я что-нибудь особенное хочу вышить… ой.
На одной из открыток — будто старательный, но неумелый ребенок рисовал — высокая женщина в длинном алом платье, руки вытянуты, как будто сейчас пойдет танцевать, и на левой ладони — как цветок — огонь.
— А, так это святая Бригита, добрая Брейд, — довольно сказала Мойра. — Вон, видишь, и плащ при ней, и огонь. Что, неужто ее хочешь вышивать?
— А можно?
— Отчего же нельзя? Ты же мастерица, что решишь, то и будет.
«Знаю, знаю», — подумала Магдала и улыбнулась. Она старательно срисовывала рыжую Брейд на полотно. Получалось не хуже, чем у того, кто открытку делал.
— Да, так вот… — Мойра откусила нитку, заправила новую, пошуршала, устраиваясь поудобнее. — Тетка моя эту Розу вроде как знала. Только все тут думали, что она умерла давно. Они с бабкой Анной подружки были. Анне покойнице было под восемьдесят, стало быть, и Розе твоей никак сейчас не меньше. Бренда, это тетка моя, правда, помнит это все неважно, девочкой тогда была. А жизнь-то у нас тут, знаешь, никогда не была легкая. Три беды, говорят, в Ирландии: голод, нищета да скверная погода. — Она тихонько засмеялась. — Ну, оно кому как, конечно, а только смотри, народ мы крепкий. Вон, на что твою хранительницу полоскало, а в могилу она, похоже, пока не собирается. — И мастерица постучала по столу согнутым пальцем.
— А получилось с нею, — продолжала она, — ну какая у всех женщин доля: замуж да дети. Бренда говорит, двое, что ли… Никого не осталось.
— Как же так?
— Ну как… Вон море, думаешь, оно больно радо, что по нему корабли пускают?
— Не знаю.
— То-то же. — Мойра вздохнула, перекрестилась и снова заправила нитку. — Мужа море забрало, деток болезни. Вот она в мирские монашки и ушла.
— Это как же?
— Ну, есть такие. Чего-то там в монастыре ей не по нраву пришлось, уж я не знаю, что Бренда рассказывала, то и тебе говорю. А это вроде как тоже сестры святого Франциска, только живут себе в миру. Ну, она у них там училась, занималась…
— На медсестру выучилась, — тихонько вставила Магдала.
— О, да ты дальше лучше меня знаешь!
Магдала покачала головой:
— Только что она иногда… Вот боцман наш заболел — она при нем устроила медицинский пост.
— О, да ты дальше лучше меня знаешь!
Магдала покачала головой:
— Только что она иногда… Вот боцман наш заболел — она при нем устроила медицинский пост. А так она корабельной библиотекой заведует, и по-латыни знает, и книжку читала по-гречески, и еще на всяких языках. А вот дом свой как-то не любит вспоминать.
— Да полюбишь тут, — фыркнула Мойра, — когда тебе лет всего каких-то двадцать с небольшим, а у тебя уже кругом покойники и ты вдова? Уехала она, уехала, и с тех пор никто ее здесь и не видал. Писала она Анне откуда-то, из Мерики, что ли, а потом и писать перестала…
Магдала вздохнула. Дорисовала святой Бригите пламя на узкой ладони, в другой руке — не то какое-то странное колесо, не то звезду.
— А я еще думала, — сказала, берясь за другие открытки, потому что Брейд на платке выглядела как-то одиноко, — что вы, может, знаете, куда она уезжала.
— Нет, не знаю, — ответила Мойра. — Да и мне-то что? А тебе?
— И мне ничего, конечно, — согласилась Магдала. — Только знаете, я ведь город ваш раньше видела, еще когда мы в океан не выбрались… далеко отсюда, с левого борта. А с правого у Розы какая-то другая земля, и она горит вся. Вот я и думаю, что за земля?
— Ты мне про это не рассказывай, — неожиданно строго отозвалась Мойра. — Не понимаю я, что ты такое говоришь, как это ты могла в другом месте наш город видеть. И знать про это ничего не хочу.
— Да что вы, Мойра, это просто корабль у нас такой…
— И не хочу, не хочу, и не говори ничего, я тут святым делом почти занимаюсь, а ты про всякие видения рассказываешь.
— Да нету у меня никаких видений. — Тут Магдала примолкла, потому что корабль еще и не такое показывал, а если бы она, скажем, про библиотеку обмолвилась или про то, что Роза на борту на добрых сорок лет моложе выглядит? Так или иначе, Мойру надо было успокоить, и Магдала, пошарив за воротом блузки, достала и показала недоверчивой ирландке свой нательный крестик.
— Да я крещеная, глядите!
Мойра опять перекрестилась и что-то зашептала — на знакомую молитву непохоже, она проговорила это быстро, скороговоркой.
— Ну и хорошо, и хорошо, и слава Богу. Но только прошу тебя, не рассказывай мне ничего такого. Платье дочке вышиваю, а мир-то такой тонкий, не дай Бог и Дева Мария, прицепится что-нибудь, в узор вошьется — за всю жизнь потом не отпорешь. — И она снова зашептала над пяльцами.
— Хорошо, я не буду, — сказала Магдала, чувствуя, как волоски на шее встают дыбом, словно от холода.
Они помолчали, но Мойре, видно, было неловко или просто поговорить хотелось.
— Ну, как там наша святая?
— Вот, — Магдала повернула полотно.
Вышивальщица улыбнулась:
— Хорошо. А это кто же там на нее глядит?
— А это вот с другой открытки звери: дракон, а это… а это единорог! И лев. Чтобы ей одной не быть.
Мойра покачала головой.
— Да уж, — сказала она, — что-то такое в тебе есть, девочка, что к тебе, кажется, никакое зло не пристанет. Ну, вышивай. Брейд — она хорошая святая, за нею пиво, дом, урожай. Защитит и обогреет, на то ей плащ и огонь, и соломенный крест.
* * *