Я задумался и прикинул в уме. Даже если прочитать все, что издают, то как решить, что именно нужно? Ну хорошо, можно выбрать, положим, сотню лучших книг за год, но ведь на корабле уже есть полный комплект, наверное, не меньше нескольких десятков тысяч томов. И библиотека полна. Значит, что-то надо убирать — а что?
— И как же вы ее решаете? — спросил я с интересом, задача зацепила меня за живое.
— Никак, дорогой Леон. То есть по вкусу. По моему вкусу.
— И?..
— И меня это не устраивает… — Тут нам принесли пиццу, громадную, как тележное колесо, и Роберто цапнул себе сектор, опрокинув локтем стакан с водой. Официантка поспешила его успокоить, как-то мгновенно собрала воду и куски льда, и Роберто, сильно смущенный, продолжил: — Я, видите ли, с детства запойно читаю все подряд…
Я кивнул — дескать, да, знаю, как это бывает.
— В юношеские годы, однако, я впервые догадался прикинуть, а сколько же книг я смогу прочесть за жизнь? Результат привел меня в уныние: даже читая так, как я привык, — по толстой книге за день или за два, если есть другие дела, — я не одолею и пятнадцати тысяч томов. А столько книг выпускается за год в одной только Америке!..
Роберто взглянул на меня, я меланхолически покивал: все мы делали подобные вычисления в детстве и в юности, и все впадали в уныние.
— Конечно, — продолжил Роберто, — и вы задумывались над этой проблемой. Что вы, например, для себя решили?
Я пожал плечами.
— Ну что тут можно сделать? Есть классика, с нее неплохо начать. Но есть проблема. Даже две. Во-первых, списков классики, необходимой для прочтения, довольно много, и они плохо перекрываются… — Я ухватил еще кусок пиццы и не удержался, откусил чуть ли не половину.
Роберто ждал, чему-то улыбаясь, и, пока я торопливо жевал, накорябал несколько слов на салфетке и отодвинул ее в сторонку. Я сделал героический глоток и продолжил:
— А во-вторых, скажите, кто прочитал хотя бы десятую часть этих бесконечных списков рекомендованной классики? Да хоть «Илиаду» и «Одиссею», я уж не говорю про Горация и Вергилия?
— Вергилия я не осилил, — признался Роберто и протянул мне салфетку, на которой ужасным почерком было написано: «Да кто же их читал?»
— Ловко, — похвалил я проницательного стратега, и он заулыбался:
— Ну и какой вы сделали вывод?
Я задумался и честно попытался вспомнить, делал ли я хоть какой-то осознанный вывод.
Ничего не вспоминалось, но мне было стыдно за такую леность мышления, и я совсем было собрался что-нибудь наплести, как Роберто спас меня от ненужного вранья:
— Не стесняйтесь, Леон. Эту проблему не просто никто не решил, дело обстоит еще хуже. Есть несколько причин, по которым люди отказываются ее решать. Пока что я не буду вдаваться в подробности, давайте наконец перейдем к делу. Я имею в виду, ради чего я вас выдрал из постели.
Я вяло, для порядка, возразил, что никто меня из постели не выдирал, но Роберто уже перешел к сути предложения:
— Хотите заняться этим вопросом? Попробовать понять, как составить идеальную библиотеку? Можно строить любые модели, исходить из самых безумных предположений. Есть у вас любимые методы? Пробуйте на книгах! Время не ограничено, любые книги в вашем распоряжении, компьютеры у нас самые современные, покупайте любой софтвер, литературу по специальности. Связь с миром круглосуточная. И хорошая компания, вам с ними понравится, я уверен. Есть интереснейшие предварительные результаты, и нам нужен математик вашего профиля.
— Подождите… вы стратег корабля-библиотеки, я ничего не перепутал?
— Нет, не перепутали. Я забыл спросить о главном: вы готовы плыть с нами? Дам вам каюту с иллюминатором, будем кормить-поить, даже немножко платить. Увидите весь мир — не сразу, конечно…
— Можно я подумаю? — только и мог ответить я.
— Разумеется, подумайте. Леон, вы ведь учились на морского биолога, неужели никогда не вспоминаете море?
Это было просто нечестно. Конечно, я вспоминал.
Тарахтящий дизель, низкие облака и стальные волны, печальный берег с корявыми соснами, валуны, густо обросшие бурыми водорослями до самой верхней линии прилива, как по линейке проведенной. Холодный запах йода и рыбы. Ледяную серую кашу, вываленную на палубу из трала, и стынущие пальцы, когда выбираешь из нее морскую живность. Банки с пробами, становящиеся одна за другой в деревянный ящик с грубыми проволочными ручками.
Или черное южное небо, плеск волны далеко внизу, ровный гул лебедки, батометры, выплывающие из глубины, мерцающие каплями в качающемся свете прожектора. Белые кафельные столы в лаборатории, чугунные разлапистые штативы, скрип переборок, плавно наклоняющийся то туда, то обратно пол. Капли из бюретки, вот последняя, раствор разом меняет цвет, очередная запись в журнале, колба ставится в гнездо. Последняя сигарета на палубе, окурок летит, рассыпая искры, и мгновенно гаснет в черноте внизу. Подвесная койка в кубрике, ты засыпаешь, двигатель ровно вибрирует — ночной переход до следующей станции.
Я тряхнул головой. Ладно, все это было и ушло, работы для морских биологов нет и не будет ни в какой стране, ни для кого, кроме самых везучих. Но почему же я поселился в городе у океана, самом бестолковом и неустроенном в Америке? И почему, когда ветер заходит с запада и приносит запах водорослей, я никак не могу вернуться на работу и сижу в скверике, курю одну сигарету за другой?