— И что русалка-то?
— А. Так вот, картинку с русалкой нельзя было трогать. Как только я что-то о ней спрашивал — мол, где такие живут или как тетю зовут, — бабушка всегда переводила разговор на другое. А матери эти картинки вообще очень не нравились. И по мере того как я рос, эта русалка постепенно превращалась в тайну. Семейную.
— Скелет в шкафу!
— Ну да! Словно это наша родственница, скажем. И какой-нибудь прадедушка с ней поругался. И с тех пор с ней никто не разговаривает, но все знают, что она есть. Все кроме меня, понимаешь?.. Ну, потом я вырос, разумеется, а бабушка умерла. Дома этого больше нет, я даже не знаю, что с картинками случилось. Выкинули, наверное. Я уже в Рочестере был, когда она умерла.
— И бабушка перед смертью не прислала тебе эту картинку? И не написала письмо загадочное?
— Нет.
Я уже в Рочестере был, когда она умерла.
— И бабушка перед смертью не прислала тебе эту картинку? И не написала письмо загадочное?
— Нет.
— А могла бы, кстати.
Олаф потер лоб, встряхнулся, как пес, и съел креветку.
— Она в маразме была последние лет десять. Под себя ходила. Какие там русалки. Но, короче, я такой русалки больше нигде не видел, ни на каких картинках. Хотя я даже одно время их собирал — все, какие находил. Этикетки, фотографии, картинки… Но везде были дурацкие бабы с хвостами. А тут вдруг вот — она. И понимаешь, тот рисунок… Он был непрофессиональный, явно технарь рисовал. С такими… пугающими подробностями. Например, средняя линия была прорисована. Точечками. И рядом схема плавника. Словно с натуры.
Эйлин погладила его по руке.
— Ну так и было с натуры. А потом ее Дюлак увидел и тоже нарисовал. И очень удачно, что именно он, потому что он никуда, кроме Англии, не уезжал. Сидел как сыч на берегу в своем Дувре. Стало быть, можно абсолютно точно определить, где она жила, эта русалочка. Может, она и сейчас там живет. Только старенькая уже. Съездим?
— Ты смеешься?
— Немножко. Но съездить в Дувр, правда, можно, вон солнце какое.
— Поехали.
— И маску возьмем. Поищем.
— И ласты. И притворимся, что мы ее родственники.
— Тогда быстро идем домой и все доделываем, чтобы в субботу на два дня слинять.
На следующий день Олаф заказал все альбомы Дюлака, которые были в библиотеке (безрезультатно). Еще через день он нерешительно постучался в дверь с надписью: «Профессор Мартенс. Факультет искусствоведения».
— Ван Дарем, — нахмурился профессор, — а я-то надеялся, что мы с вами распрощались в конце вводного курса. Вы внезапно заинтересовались золотым веком?
— Я, — Олаф быстро протиснулся в дверь, — я, профессор, хотел вас спросить об Эдмоне Дюлаке. Я просмотрел библиографию…
Профессор удивленно поднял брови.
— Так вот, есть несколько книг с его иллюстрациями, которых у нас в библиотеке нет. В Оксфорде тоже. И в Парижской школе искусств — тоже. Вы мне не посоветуете, куда обратиться? А то мне везде отказывают…
— В Вавилонскую библиотеку, — пробурчал профессор. — С чего бы это такой интерес к посредственному викторианскому акварелисту? Он что, вашу бабушку рисовал?
— Почти, — покраснел Олаф. — Извините за беспокойство, профессор.
* * *
Вечером Эйлин сказала, что профессор Мартенс — известный козел, а Олаф — бедный и несчастный, и вообще как так можно. Потом, хихикнув, напомнила, как на первом курсе они подкладывали в портфель профессору трусы и лифчики, и предположила, что у профессора вследствие этого была сложная личная жизнь.
— Представляешь, приходит он домой, к госпоже Мартенс, а у него в портфеле лифчик. Ну, студенты подложили. А завтра — опять. И опять. Вот мы были гады мелкие… Кошмар, если вдуматься. Неудивительно, что у него на лекциях каждый раз было такое лицо… Так что он тоже бедненький.
— Вообще-то да, — Олаф сразу перестал обижаться на профессора. — Кстати, идея заказать книжки в Вавилонской библиотеке — исключительно богатая.
— Интересно, они принимают заказы онлайн?
— Ты что, какой онлайн.
Только бутылочной почтой. Ну или во сне.
— Ах да. Точно, у них с айпи-пакетами беда. Я забыла. Завтра, между прочим, пятница. Ты про ласты шутил или серьезно говорил?
— Плюс восемь в Дувре обещали.
— Ну тогда придется без ласт. Не забудь зарядить телефон.
Олаф поставил телефон на зарядку, почистил зубы, еще раз проверил почту, побродил немного вокруг холодильника, потом наконец забрался в кровать и попытался освободить хотя бы кусочек жизненного пространства. Эйлин спала, свернувшись в клубок в центре кровати, как кот. Он медленно и осторожно передвинул ее к краю. Эйлин нахмурилась и забормотала во сне что-то очень серьезное. Книжки, наверное, в Вавилонской библиотеке заказывала.
* * *
На пристани было ветрено и солнечно, они рассмотрели все корабли, кораблики и лодочки, зашли в каждый сувенирный магазин и выпили по бутылке пива с сушеными кальмарами. В одной из лавок Эйлин купила магнитик, маленького красного краба, держащего в клешнях плакат «Дувр! Настоящий крабовый суп!».
— Зачем тебе магнитик? — удивился Олаф. — У тебя же нет холодильника.
— Надо с чего-то начинать, — рассудительно ответила Эйлин. — Вот, я начала. И потом, можно на твой холодильник повесить, все равно я у тебя целыми днями торчу… Ой, смотри, какое там! Это просто…