— Но я ведь исправил дело, — напомнил я. — Я вписал утраченные страницы заново.
— Вы изменили книги, — сказал Банакер. — Возможно, они только выиграли от этого, но они стали другими.
— Проклятье! — воскликнул я. — Да я и сам стал другим!
— Не смею возражать, — кивнул библиотекарь. — Завтра, когда выйдете на лов, постарайтесь брать поменьше поэзии. Поэты чаще других кидают свои книги в море, и среди них регулярно встречаются совершенно невыносимые!
* * *
Постепенно я привык к своему новому занятию, смирился с ним и даже полюбил его. Это случилось на второй день, когда я греб по лунной дорожке, а тяжелая сеть тянулась за мной, вся набитая романами про убийц, монстров, красавиц и карточных шулеров. И мне так хорошо, так покойно грезилось о том, как сочинители этих книг некогда жили на земле, и ели маслины, выдавливая из них косточки и нанизывая их себе на пальцы, словно перстни, и пили вино, и мечтали докричаться до морских глубин и услышать гулкое эхо земного чрева. Но что вышло из всей их жизни и что сталось со всеми их книгами? И такая уж ли это несчастливая участь — послать безымянное утешение морякам и всем тем, кто высажен на необитаемый остров?
На третий день моей ловитвы я извлек из моря несколько коротких книг об одиночестве, одну — о войне, пять — о любви и еще какой-то нелепый алхимический трактат с совершенно непристойными картинками. Роман о войне показался мне чересчур претенциозным (чтобы не сказать — слезливым), и я, в ожидании, пока корабль вернется и заберет меня, переписал финал и несколько глав в середине.
Анадион Банакер спросил меня:
— Как, по-вашему, существует ли на свете такая книга, за которую можно и убить, и умереть, и отдаться нелюбимому человеку?
Я долго раздумывал, прежде чем ответить:
— Нет.
— Почему? — тотчас задал он второй вопрос.
— А вы как считаете? — Я посмотрел на него в упор.
— Я не знаю. — Он пожал плечами. — Одно время я думал, что, быть может, существует некая книга тайн… книга с ключами от мироздания…
— Мир сам по себе есть книга, — возразил я. — Было бы странно, если бы в книгу кто-то поместил ключи от мироздания. Однако мириады крошечных ключиков разбросаны по мириадам книг, и это самое правильное из всего, что могли придумать писатели, и поэты, и все постигающие мироздание, — иначе в библиотеках не было бы вообще никакого смысла.
Мой ответ так понравился библиотекарю, что он позволил мне взять с собой в лодку помощника, чтобы тот сидел на веслах, пока я забрасываю сети и потрошу добычу.
— Кроме того, — прибавил Анадион Банакер, — вы сможете прямо в лодке переработать некоторые из наиболее вопиющих произведений. Вот, посмотрите…
И он подчеркнул жирной линией несколько названий в моем списке.
Я потратил пару минут, обдумывая, кого из моих товарищей пригласить в это плавание. Конечно, разумнее было бы взять кого-нибудь из матросов с крепкими руками; но я быстро отказался от этой идеи. Матросы продолжали меня ненавидеть, теперь уже за то, что я «развлекаюсь рыбалкой» (они это так называли) и не выполняю тяжелых работ, а веду себя как пассажир. Выходить в море с человеком, который спит и видит тебя погибшим от несчастного случая, — последнее дело; так что в конце концов я остановил свой выбор на Константине Абэ.
Анадиона Банакера ничуть не удивило это предпочтение. Он даже плечами не пожал, когда я сообщил ему о своем решении.
Теперь берег был явственно виден невооруженным глазом, и не с мачты, а прямо с палубы. Библиотекарь учитывал это обстоятельство.
— Что ж, завтра вся команда будет уже в порту, — сказал он. — И бурда, которой пичкал их Абэ, покажется ребятам еще одним дурным сном. Так что, думаю, я могу отпустить в плавание кока. Он больше не нужен.
Константин Абэ вообще не проронил ни слова. Молча забрался он в лодку, молча занял то место, которое некогда, на острове животоглавцев, считалось моим… Я вдруг понял, что моя судьба изменилась окончательно, и сердце мое взыграло в животе и весело стукнуло о желудок.
Абэ взял весло и оттолкнулся от борта корабля. Мы отплыли на значительное расстояние, и мне вдруг почудилось, что солнце приблизилось и намерено нас поглотить. Я поскорее стал смотреть в другую сторону.
Абэ греб параллельно берегу. Хорошо можно было уже разглядеть скалы, мнящие себя неприступными, а там дальше — бухточку с песчаным пляжем, где так странно было мне не видеть Маргариты… Но Маргарита осталась на другом берегу, и я никогда там больше не окажусь.
Грусть сжала мне сердце. Поневоле я подумал: «Что за несчастный я человек! Куда бы я ни посмотрел, везде меня подстерегают воспоминания об утраченном!»
Воспоминания по большей части весьма печальная вещь, и если бы у нас не было будущего, то мы захлебнулись бы этой печалью.
Чтобы отвлечься от ненужных мыслей, я неустанно забрасывал сети, но попадалась мне только рыба и один раз — пустая бутылка с отбитым донышком.
Абэ греб гораздо лучше, чем я. Лодка летела по морю, берег становился все ближе, и неожиданно я понял, что на корабль мы уже не вернемся. В первое мгновение я был потрясен, но на удивление быстро свыкся и с этим. В конце концов, в мои намерения вовсе не входило провести остаток жизни в должности помощника библиотекаря.