Мэрион открыла дверь собственным ключом. В коридоре горел свет, из кухни пахло чем-то вкусным.
— Чччерт, — сказала Мэрион, — как неловко. Она будет угощать, а мы только что ели.
— Потерпим, — подмигнул ей Мартин. — Главное, чтобы не сбежала.
— Мэри? — Мама вышла из кухни, раскрасневшаяся и очень молодая, просто поразительно, как она выглядит. — Мэри… Я же просила…
— Мама, это Мартин, — затараторила Мэрион. — Мартин, это моя мама, Дженнифер. Мама, мы с Мартином решили пожениться, правда здорово? Пойдемте скорее это отметим, мы вот и шампанского принесли, «Дом Периньон», полусухое, твое любимое…
— Ну ты даешь! — неожиданно заржал Мартин. — Убедительно, сил нет!
— …и икры… — машинально закончила она и повернулась к Мартину: — Что ты имеешь в виду?
Мартин, улыбаясь, показал на маму:
— Если бы я не видел, что тут пусто, я бы решил, что ты действительно с ней разговариваешь.
— …
— Здорово, очень. Вот так все и скажешь, только еще добавь, что ты меня любишь больше жизни. Во сколько она придет?
— Мартин, ты что, смеешься над нами?
Мартин, не отвечая, все еще хихикая, аккуратно обогнул маму и отправился на кухню. Там он по-хозяйски открыл холодильник, поставил шампанское охлаждаться, проверил, есть ли лед, включил настольную лампу и уселся на кухонный диванчик, улыбаясь до ушей.
— Уютно у тебя, — заметил он.
— Мартин, это не смешно, что на тебя нашло? — Мэрион начала злиться. — Немедленно извинись перед мамой!
— Мэрион, в этой квартире пусто. Здесь только я и ты. — Мартин все еще улыбался, но теперь уже чисто машинально. — Твоя маман все еще секретарствует, дай ей бог здоровья. Иди-ка сюда, чучелко, я тебя, пожалуй, брошу в терновый куст…
То, что произошло дальше, Мэрион помнила очень плохо. Кажется, Мартин смеялся, кривлялся и показывал пальцем куда-то вбок. Кажется, мама всхлипывала и пыталась что-то объяснить. Кажется, Мэрион наконец разозлилась всерьез.
— Ах ты дерьмо! А ну пошел отсюда, сука циничная!
Мартин отшатнулся, потер покрасневшую от удара щеку. Поморгал.
— Ты все еще здесь?! Вон, я сказала! Вон, и чтобы духу твоего здесь не было!
— Мэри…
— Пошел. Вон.
Вытолкав упирающегося Мартина, Мэрион захлопнула дверь и обернулась к маме.
— Мам, прости меня, пожалуйста, он дерьмо. Но слава богу, что мы это поняли так быстро, да?
— Мэри, — начала мама, — мне кажется, детка…
— Мне тоже много чего кажется, мам, — отрезала Мэрион. — Пойдем шампанское пить. С икрой. Все мужики козлы, правда?
— Я бы не стала, — улыбнулась мама, — делать такие поспешные обобщения.
«Мэрион сидела очень прямо, глядя перед собой немигающими сухими глазами. Жизнь внезапно потеряла смысл и цель», — подумала в ответ Мэрион и отхлебнула шампанского.
— Пойду поработаю, — сказала она вслух.
Он позвонил через полчаса. Бормотал что-то невнятное, извинялся, говорил, что выпил лишнего, уговаривал вернуться (она в ответ молчала в трубку), потом неожиданно выпалил, что у него есть знакомый психотерапевт, и спросил, что она думает по этому поводу.
— Хорошая идея, — сказала Мэрион. — Сходи, пусть он тебе мозги вправит.
Бросив трубку, она подошла к зеркалу и вгляделась в собственное лицо. Нежная дева Мэрион, прекрасная дама в беде, а ее Робин оказался трусом и мудаком. Хорошо еще, не забеременела, пришлось бы аборт делать. Мэрион выгнула спину и выпятила живот. Мне пошла бы беременность, подумала она. Так и запишем.
«Мэрион вдруг остро почувствовала, как внутри нее растет новая жизнь, незнакомое ей крошечное существо волшебным образом превращается из червяка в рыбу, из рыбы в птицу, потом в неизвестного лысого зверя, потихоньку начинает двигать лапками и очень, очень медленно превращается в настоящего, хотя и очень маленького человека».
В ту ночь пути Мэрион из Нью-Йорка и Мэрион из Парижа окончательно разошлись. Мэрион из Нью-Йорка ходила на работу, пила кофе по дороге домой, потом писала до маминого прихода, потом они пили чай при свете настольной лампы, и Мэрион читала маме то, что написала за вечер.
Мэрион из Нью-Йорка ходила на работу, пила кофе по дороге домой, потом писала до маминого прихода, потом они пили чай при свете настольной лампы, и Мэрион читала маме то, что написала за вечер. Мама завороженно слушала и каждый раз говорила, что это нужно издавать, что она умирает от любопытства, хочет знать, что будет дальше, и что Мэрион гениальна. Мартин звонил каждый день, утром и вечером. Мэрион никогда не снимала трубку.
Мэрион из Парижа меж тем блистала в свете, щебетала по-французски, испански и португальски, добивалась своего любыми способами, занималась сомнительными финансовыми махинациями, ходила вокруг света на двухмачтовой яхте вахтенным матросом, влюблялась и ссорилась, а страниц через двести даже родила очаровательного мальчика. Мальчик подрос, во Франции началась война, ребенок Мэрион погиб при бомбежке.
— Мэри, детка, да за что же ты его?
— Мам, оно само. Я уж и так и сяк, но Жака мне не спасти. — Мэрион шмыгнула носом. — Но ничего, она справится. Она сильная, Мэрион.
— Я вот как раз хотела спросить…
Лежавший на столе телефон завибрировал, и Мэрион покосилась на него с отвращением. «Частный номер». Придется подойти, это наверняка шеф. Старый параноик заблокировал определение номера и ужасно удивляется, что никто не перезванивает, когда он говорит со своего мобильного. Болван.