— Ну, золото тоже есть. — Магдала подтолкнула носком башмака рассыпавшиеся среди бывших столовых приборов монетки. Было их немного, и были они, в самом деле, золотые.
— А, это не клад… Вот сокровище где. — Перейра прижал к груди пиратские рецепты. — Я все думал — как же я миссис Розе книгу-то отдам, это же какие рецепты пропадут, думал, буду уходить, вымолю ее себе. А теперь и просить не надо. Смотри, что мне, выходит, досталось: посуда — да ей цены нет, и книга поварская!
— И это все тоже. — Магдала поддела пальцем украшения. — Это не иначе как поваровой жене приданое.
Себастьян залился румянцем.
— Скажешь такое… откуда у меня жена?
Магдала лукаво прищурилась.
— Да кто же тебя знает? Видишь, как синьор Бонинчи — будто на обзаведение тут все сложил, и хозяину польза, и хозяйке красота.
Смущенный этими шутками, Себас поднялся и принес из лодки кухонную корзинку. Они ели лепешки с сыром, и персики (косточку Магдала сунула между камней и подумала — а вдруг прорастет, вот было бы забавно), и шипучего апельсинового вина налили в пластмассовые стаканчики.
— Ну, за мечты! — сказал повар, чокаясь с Магдалой. — Чтобы сбывались!
Магдала зажмурилась и глотнула кипучего питья. Сбывшимися мечтами, золотом нарисовался мир — маленький остров, красные камни, рыжий крупный песок, фарфоровый клад в сундуке и кроме них двоих — никого больше посреди теплого золотого моря…
Открыла глаза, потому что там сияло все слишком сильно — не вздохнуть.
И тут не вздохнула — так близко были глаза его, теплая, не успевшая еще огрубеть щека — Магдала успела подумать: «Как персик… и точно же…»
Он первый вздохнул.
И погасил свет в глазах.
И отодвинулся.
— Ты прости, пожалуйста, Магдала… — он вдруг и голос потерял, говорил хрипло, будто не легкого вина выпил, а капитанского страшного виски. — Я тут ничего такого, на самом деле…
Магдала же и сказать ничего не могла. Так и сидела с полупустым стаканчиком в руке.
— Ну… жены у меня нет… но девушка-то есть!
Он швырнул свой стаканчик в песок, словно злился на всех — на себя, на ту девушку, на горячее солнце над Мадалиной, кружившее голову.
Магдала же сидела, тихая, как кухонный ледник.
— Я же не могу, — страшным голосом сказал он, глядя вбок. — Ну вот не могу. Ты… А я… Я ей обещал. Она ждет. Что я вернусь.
Магдала помолчала еще немного. Внутри перестало все колюче переворачиваться, все уже провернулось и теперь стояло неподвижно.
— Хорошая девушка-то? — спросила она и сама удивилась — до чего выговаривается гладко, будто ей все равно.
Себас кивнул.
— Ну так чего ж тогда говорить? Вот повар, — она усмехнулась, отпила глоток, не поморщилась от ста тысяч впившихся в горло иголок. — Вот и будет повару жена. Вот и будет кому носить украшения… Все правильно.
Она поставила стаканчик на камень, он опрокинулся, вино, чуть шипя, пролилось на бедную персиковую косточку. Потянулась вынуть серьги, но Себас не дал.
— Оставь себе. И браслет тоже. Ну и что, что не ты мне жена будешь. Это все равно твоя доля. Я бы без тебя не нашел ничего. Думаю, дом Антоний так бы и рассудил.
«А жалко? — тянуло за язык, толкало ставшее горьким апельсиновое вино. — Жалко небось, что не я твоя суженая?» Глупости какие. Магдала поднялась, стряхнула крошки с джинсов и стала собирать корзинку. Себас тяжело вздохнул и принялся складывать в сундук приданое своей португальской девушки.
— Ты не горюй так, Себас, — сказала Магдала в обтянутую синей футболкой спину. — У меня ведь тоже своя… судьба есть. Тоже меня ждет.
Сказала — и задохнулась, оттого что пустые были это слова, что не знала — правда ли это и ждет ли, а если и ждет, то что за судьба такая, в этом теперь разобраться бы надо.
А Себас, шурнув еще раз в мешке и в ящике, обернулся. Может, и показалось, а может, и вправду повар-доброволец шмыгнул носом, как маленький. Очень он был еще молод, очень.
Но он уже улыбался.
— Так ты это… ну, когда подрастешь… совсем и вы поженитесь, приезжайте тогда ко мне. К нам с Ирмой. Будем вас бесплатно кормить, клянусь святой Кларой!
— И пирожками. — Магдала в ответ улыбнуться не смогла, не получилось, но Себас не заметил. Колесо его судьбы уже тоже провернулось и катилось теперь в своей колее — отдельно.
8
Доплыли до Португалии.
Себас долго махал им рукой с причала, а другой рукой обнимал высокую, черноволосую, смуглую девушку. Она его там ждала.
— Ну вот, — сказала Магдала, обернувшись к товарищам по пути — все собрались на палубе, провожали счастливчика Перейру.
Себас долго махал им рукой с причала, а другой рукой обнимал высокую, черноволосую, смуглую девушку. Она его там ждала.
— Ну вот, — сказала Магдала, обернувшись к товарищам по пути — все собрались на палубе, провожали счастливчика Перейру. — Вот. Завтрак в восемь, как всегда.
Теперь некогда стало читать про путешествия и вести дневник: экипаж небольшой, но кушать все хотят три раза в день, а еще и вахтенные…
Так вот и заканчивалось ее плавание на «Морской птице», а дни стали уже коротки, вечера и ночи длинны, и, чистя крепкую ирландскую картошку на суп или на второе, Магдала раскладывала воспоминания, как платочки в комоде: александрийское солнце, девочку-язычницу из Рейкьявика, пристань, с которой Роза шагнула когда-то на свой первый борт, вечное, никогда не исчезающее зарево над невидимой Кубой. Было что вспомнить.