— Да, — только и сказал я.
Обсуждать эту женщину вслух мне показалось неделикатным — с учетом того, какая у нас здесь прекрасная слышимость, особенно когда идем под парусами. Библиотекарь молча сунул мне парочку книжек на русском языке, которые я потом хорошенько прятал в каюте. Мне не хотелось бы дать понять капитану, что мы разгадали его тайну; а почитав книжки, я понял, что вряд ли даму нашего капитана интересовала исключительно антропология.
Хотя, конечно, и антропология — хороший способ занять вечность, если тебя держит в ней целый город.
Юлия Сиромолот
Путешествие Магдалы
1
Карта была без названий.
«Слепая», — сказал Пай-Пай, и Магдале стало грустно.
— Ты чего нос повесила? — спросил Пай-Пай. — Заблудиться боишься? Ничего не заблудишься, Мигдалия, смотри вот сюда.
Магдала-Мигдалия встала в семь утра, выпила молока, разбросала с высокого крыльца сухую кукурузу, чтобы куры тоже позавтракали.
Заглянула в хлев — там рыжая с белым Парасвинка, ох и толстая же! Сходила на луг. Там коза Зенаба, совсем еще недавно — страшный зверь. А все потому, что глаза у нее голубые, а зрачки — вдоль. Теперь все самые-самые дела сделаны, можно посидеть на скамеечке в гостиной, у двери в комнату Пай-Пая. Двоюродный брат он Магдале, и зовет ее Мигдалией, в его толстенных книгах много удивительных картинок. Читать Магдала пока не умеет, а Пай-Пай обычно очень занят, но объясняет, что это вот — «дикари» (в носу у «дикаря» палочка, в кудрявых черных волосах цветные бусы и перо), а это — «аксолотль» (смешная не то рыба, не то лягушка с улыбкой во весь рот), ну и прочее: «кораллы Средиземного моря», «Фауна хребта Ломоносова», «диатомеи»…
— Смотри сюда, — сказал Пай-Пай. — Это город Гарб.
— Откуда ты знаешь?
— Так вот же обычная карта, посмотри!
И правда. Над столом Пай-Пая — такая же пестрая карта, только на ней везде надписи. Вот! Хорошо, что есть эта, как сказать, «зрячая», что ли?
Если знаешь, где город Гарб, — то уже не заблудишься. Вон, даже старая баба Чириможа не заблудилась ни разу, а она ведь волочит ногу, и глаз у нее один весь мутный, белый. Баба время от времени появляется, живет день-другой в комнатушке возле кухни. А потом выходит во двор, начинает рассказывать деду, как рубить дрова и как замечательно рубил дрова какой-то «покойный Бальбо». Или матушке советует, как варить кукурузную кашу, чтобы не пригорела. Деду все равно, кто как рубил дрова, — он глуховат, а матушка обычно идет в дом, выносит бабину котомку и говорит: «Мамо, поезжайте, уже вот и Капитос на телеге проехал, до города довезет». Ну а если не Капитос, то просто: «Мамо, вы идите, до города далеко». И баба Чириможа идет-поезжает, а потом приезжает опять.
— Чтобы сдать экзамен, — объясняет Пай-Пай, — нужно уметь понять, что и где на карте так, будто никто не знает, где какие города. Нужно, чтобы карта была вот здесь, — и касается пальцем загорелого лба.
— А экзамен — это зачем?
— Чтобы другие могли меня называть «господин ученый доктор всяческих наук», — смеется Пай-Пай.
— А почему доктор? Ты же не лечишь?
— Обычай такой. Раньше всех ученых называли «доктор».
— А каких наук? Разве есть такие науки — «всяческие»?
Пай-Пай снова смеется. Он хватает Магдалу на руки, упирается подбородком в ее ровный пробор. Магдалин нос от этого попадает прямиком в пуговицу на воротнике братниной рубашки. Магдала весело визжит.
— Поросятко Мигдалия! ИИИИИ! Не всяческих, не всяческих наук, а эт-но-гра-фии! То есть народознания и народоописания.
— Какого народа?
— Всякого. Который живет здесь, здесь и здесь. — Палец Пай-Пая пробегает по карте, Магдала следит за ним с высоты Пай-Паева плеча.
— «Тут чоктоси и команчи, делавары и могоки», — с завыванием выговаривает Магдала. Эти самые «чоктоси и команчи» крепко засели в голове, потому что Пай-Пай недавно читал нараспев длинные стихи, учил наизусть.
— Нет, Мигдалочка. — Брат опускает ее на пол. — Чоктоси и команчи не живут уже, ничего не поделаешь. Другие есть народы.
— А я другой народ?
— Совершенно другой.
Другие есть народы.
— А я другой народ?
— Совершенно другой. Посиди вот тут, другой народ, а Пай-Пай поучит географию, хорошо?
— Хорошо, — отвечает Магдала и замирает на скамеечке, вслушиваясь, как брат бормочет странные слова и нездешние названия.
* * *
И как это получилось, что год пролетел, и еще год? Вот уже Магдала дотягивается без особого труда до книжных полок Пай-Пая, чтобы вытереть пыль с Большого энциклопедического словаря. Сам-то Пай-Пай теперь далеко. У него не книги, а стянутые пружинкой тетради. И пыль на них не домашняя — мелкая и едкая, как перец. Весь он пропитался ею, все его вещи — оттого что на краю света, у самого края карты, нет воды. Там только желтые скалы, рыжая глина, и если там жили когда-то «народы», то и следы их уже занесло. Но Пай-Пай теперь доктор Паоло Каледони-Боргар-Смит, и он обязательно кого-нибудь там разыщет, в пустыне.
Каждый день незаметен и незначителен сам по себе, поди их различи: молоко на столе, поливная миска с кукурузой — на крыльце. Парасвинку отвели к деду Хакале, принесли оттуда вкусные колбаски, теперь в хлеву живет Парасвинкина внучка Амадейка — такая же рыжая с белым и тоже очень толстая. У Зенабы выросли козлята — Лоло и Боло, и будут еще. Утром рассвет, вечером закат, никогда наоборот. Старуха Чириможа все так же приезжает каждые две недели, пожив пару дней, ссорится с матушкой и уезжает. Теперь Магдала знает, что Чириможа ездит в Силему — через весь белый свет. В Силеме живет материн брат, вот старуха и путешествует от сына к дочери. Наверное, у дяди Сержио бабуля точно так же принимается учить всех уму-разуму, и точно так же тетка Элспет берет за веревочки старую котомку: «Поезжайте, матушка Чири, проведайте дочку». Сами дядя и тетя сроду не были тут, на западе. И Магдалу небось видели только на фотоснимках. Но они ей подарили игрушку. Это было, как раз когда Пай-Пай стал называться «доктором». Праздновали всей деревней, ждали, правда, и дядю с тетей, но они не приехали, а явилась в разгар праздника баба Чириможа, из котомки достала большую коробку: «От дяди Сержио, от тети Элспет». Матушка как увидела, что там внутри, так и охнула и даже попричитала, мол, чем деньги на глупости тратить, лучше бы братец сам приехал, повод-то какой, «доктор Боргар-Смит» — шутка ли! Мальчику дорожным припасом обзавестись не на что, а отец игрушки посылает! Пай-Пай, заливаясь темным румянцем, тихо попросил ее не говорить такого, и она умолкла — очень любила племянника, жалела, что «при живых родителях сирота», — умолкла, но весь вечер дулась и на ошалевшую от радости Магдалу смотрела укоризненно, сердито.