— Чтобы я не надеялась на благотворное воздействие стыда.
— А почему ты такая пришибленная была? Я еще вахту за тебя отстоял.
— Спасибо, Йоз, мне и правда как-то нехорошо стало. Сама не знаю. Вроде бы я и в курсе, что капитан наш Дарем бывает иногда… страшен нечеловечески, а тут как-то проняло. Я больше не буду.
— Нет, ты уж будь, — усмехнулся Джонсон, — мы уже как-то к тебе привыкли.
На баке возникла ухмыляющаяся физиономия Лири.
— Все отдал, господа! — козырнул он нам троим. — А вас зовет капитан.
— Упс, — прошептала Сандра. Поднялась и повлекла нас за собой. Морской шик — засовывать в карман горящую трубку.
— Вас, должно быть, интересует, почему я вообще принял ее на работу, — капитан начал с места в карьер, безо всякого вступления. — Я решил не томить вас ожиданием. А то вы вот даже болеете от этого, — он легонько поклонился Сандре. — Так вот спешу сообщить вам, что ее текст сыграл в этом не последнюю роль.
— Но, сэр, — нерешительно возразила Сандра, — мне кажется, вы повторяете мою ошибку…
— Нет-нет, — улыбнулся капитан, — разница все же есть. Дело не в пережитых ужасах. Я уже заметил, что вы приняли повесть за документальную, но я-то — нет. Вы наверняка думаете, что обязательное условие приема на корабль состоит в опыте потери близкого человека?
— Н-ну… — замялась Сандра, — вообще-то, я так и думала.
— Чушь, — отрезал капитан. — Это только один из вероятных путей, самый короткий. Девушка, хоть и не теряла никого безвозвратно, могла бы видеть ночную команду. В те моменты, когда не жалеет себя. Обычно ее «Я» такого размера, что просто не позволяет заметить что-то еще. Но роман убедил меня в ее частичной пригодности.
— Каким образом? — скорбно вставила Сандра.
— Для автора, создающего текст такой достоверности, что в него погружаются уже вполне взрослые люди, — капитан доверительно наклонился к Сандре, — нет разницы, пережил ли он описанные события самолично, либо прожил их вместе со своим героем. Когда она писала свою повесть, жалость к себе временно сменилась сопереживанием и любовью. Если бы она смогла оставаться в этом положении, она могла бы стать неплохим членом нашей команды. Но жалость к себе, к сожалению, перевесила. Знаете, вам троим, как и многим другим в нашей команде, очень повезло. Вы все еще очень молодые люди, но события вашей жизни вытряхнули каждого из вас из этого опасного периода разбухшего «Я». Без этого вам пришлось бы пройти долгий, долгий путь, едва ли не более длинный, чем мой.
— А что делать с Робин? — уныло спросила Сандра.
— За борт выкинуть? — предположил капитан. — А что, она попадет в ночную команду, а уж я мигом поставлю ее на ноги. У меня, знаете ли, неплохо получается.
— Ваши ребята, сэр, и без того неплохо стоят на ногах, — проворчал не терявший присутствия духа Джонсон. — Им уже жалеть себя поздновато.
— Или так, действительно, само получится. Хороший выход, — кивнул капитан.
Хороший выход, — кивнул капитан.
Я посмотрел на него с ужасом. Как бы я ни относился к Робин, решение выглядело слишком экстремальным.
— Ну нет, — вскинула нос Сандра. — Так, при всем моем уважении, нельзя. Если она не жалеет себя, когда пишет, значит, надо заставить ее писать. Или нет, не заставить — увлечь. Правильно?
— Отличная идея! Приступайте.
— У нас не получится, — мрачно пробурчала Сандра, когда мы вернулись на бак, освещенный зеленым и красным фонарем, докуривать трубки. — Кажется, прошло время доверительных разговоров с Робин.
— Надо на нее библиотекаря напустить, — нашелся я. — Пускай даст ей почитать что-нибудь, подкинет какую-нибудь идею… Ну, он же может.
— Действительно. Лишь бы согласился. Сходи ты к нему! Он вроде бы к тебе хорошо относится.
Библиотекарь согласился не слишком охотно, но мы не охоты от него ждали, а помощи. И он помог.
Через некоторое время Робин можно было уже заметить с высокохудожественным блокнотом в руках, видимо, этой канцелярской принадлежностью Хорхе ее и соблазнил. Как взаправдашний Хемингуэй, она самозабвенно строчила в блокноте карандашиком, и глаза ее горели.
Через некоторое время Том Лири снова начал являться в любом неподобающем матросу месте, потому что доставку почты ночной команде взяла на себя Робин.
— Все получилось, — сказал я капитану, когда он застал меня в штурманской после полуночи с очередным заковыристым узелком Эшли. — Не знаю, о чем она пишет, но, кажется, помогло.
— Я заглянул, — сообщил капитан. — Что-то на морскую тему. У девочки хороший слог.
— А почему это так действует, сэр? Все-таки это всего-навсего литература…
— А девушка считает, что мы всего-навсего реконструкторы, — усмехнулся капитан. — Но это у нее, кажется, проходит. Волшебная сила литературы! Невозможно пред нею устоять.
Андрей Сен-Сеньков
Три мачты для бумажного кораблика
•
В воспоминаниях Адама Росдейла, директора Лондонского зоопарка (1934-1949), есть страницы о годах Второй мировой войны. В частности, о том, как, на всякий случай, уничтожали ядовитых змей, боясь случайной немецкой бомбы. Змеи чувствовали приближение бойни. Как коровы. Чешуйчатый скот, вместо молока дающий яд. Чтобы как-то извиниться им скармливали белых мышей в неограниченных количествах. Некоторые змеи отказывались от еды. Скручивались и неподвижно лежали в углах террариума. Последние порции яда не обладали лечебным действием. Мы, ища оправдания, смотрели на небо. Где не было ни Бога, ни бомбардировщиков.