Алаха схватила за руку одну из паломниц, в страхе метавшихся по спальне.
— Как тебя называть? — крикнула она.
Девушка замерла, уставившись на дочь вождей и прижимая к обнаженной груди ритуальное голубое одеяние.
— Что?.
— Что?..
— Оденься, — резко проговорила Алаха. — Перестань дрожать. Послушай меня. Как называть тебя, если потребуется позвать тебя по имени?
— Мои родители иногда звали меня Данелла… — пролепетала девушка. Из ее широко раскрытых голубых глаз глядел почти животный ужас. — Зачем тебе это знать? Мы все умрем!
— Возможно, — невозмутимо отозвалась Алаха. — Алахой звали дочь моей матери. — Она обвела спальню взглядом, словно приказывая каждой из паломниц перестать дрожать и плакать. — Возьмите себя в руки! Этот мир, может быть, и создан мужчинами для мужчин, но матерью всех Богов была женщина… Разве не течет в ваших жилах кровь воинов? Разве отцы ваши — не воины? Разве ваши братья — не воины? Вам предстоит стать женами воинов и родить им сыновей! Капля навоза может отравить воду в большой баклаге — одна капля трусости отравляет кровь целого рода!
Она обращалась к этим паломницам, девушкам чужого народа, пришедшим поклониться незнакомой Богине, так, как ее собственный брат Арих обратился бы к своей дружине. И удивительное дело! Постепенно ее яростная уверенность в себе начала передаваться остальным. Они перестали метаться по спальне с тихим, жалобным завыванием — этот робкий, придавленный плач женщин, готовых склониться перед жестокой волей мужчин, всегда казался Алахе самым отвратительным из всего, что только существует под Вечно-Синим Небом.
— Так… — медленно проговорила Алаха, чувствуя, что полностью завладела вниманием своих спутниц. — Вижу, вы перестали метаться взад-вперед подобно курицам, у которых только что отрубили голову…
— Что нам делать? — спросила сестра Данеллы, Ализа. В ее голосе явственно звучало отчаяние. — Разбойники уже здесь! Ты же слышишь — они хозяйничают в храме! Кто нас защитит?
— Мы сами! — сказала Алаха, нехорошо улыбаясь.
— Что нам делать?
— Бежать, — кратко ответила Алаха. — Не думаю, что мы сумеем одолеть в бою хорошо вооруженных мужчин. Сами-то мы безоружны…
Она взглянула на лица слушавших ее девушек, и ей стало дурно. «Одолеть в бою»? Кому она это говорит? Дрожащим от ужаса девчонкам, которые никогда оружия-то в руки не брали?
— Жрицы… — жалобно простонала Ализа. — Они погибнут!
— Они почти наверняка УЖЕ погибли, — безжалостно отозвалась Алаха. После того, что она видела на пепелище, где навсегда остались лежать ее родичи, сердце Алахи словно зачерствело. Девочка не могла бы сказать наверняка, найдется ли на земле хоть что-то, способное ее растрогать. Она провела пальцем по шраму, уродовавшему щеку. — Случаются вещи и похуже… Но мы должны жить, чтобы было кому выпустить кишки насильникам! Нас ожидает та же участь, если мы не выберемся отсюда. Из пещеры должен быть еще один выход!
— Откуда тебе знать, что здесь есть еще один выход? — спросила Ализа. — Ведь ты здесь впервые!
— В подземных храмах никогда не бывает по одному выходу, — ответила Алаха с уверенностью, которой вовсе не испытывала. Она понятия не имела, как обычно устраивают все эти ловушки — «дома», «храмы», «пещеры»… В степи все было не так! Верный конь, свистящий ветер, обгоняющий стрелы, синее небо над головой, свобода!
Алаха ощущала почти физическую боль при мысли о том, что послушалась Керы и оставила все свое оружие Салиху.
Без ножа и лука она чувствовала себя совершенно голой. А какую засаду можно было бы устроить здесь, в пещере! Будь у нее лук и стрелы, она перебила бы бандитов, как кроликов, в этом у нее не было ни малейшего сомнения.
По звукам, доносившимся снаружи, Алаха пыталась определить, что же происходит в пещере и как далеко продвинулись захватчики. Прислушавшись, Алаха вдруг поняла, что бандиты могут ворваться в девичью спальню в любое мгновение.
— Быстрее! — заторопила она. — Кто из вас знает про другой ход?
Бесполезно! Вокруг только заплаканные лица и молящие, полные страха глаза. Очень хорошо. Теперь они смотрят на нее как на своего вождя, как на чудесного избавителя, который — точнее, которая! — спасет их от неминуемой гибели.
Это она-то, Алаха! Самая младшая из всех!
Что ж, остается только надеяться на то, что девчонки не ошиблись.
— Никто не знает? Значит, все мы умрем, — заявила Алаха и уселась на пол, скрестив ноги. Ее скуластое лицо сделалось совершенно бесстрастным, как будто было высечено из камня. — Это ваш выбор, не мой.
Теперь в пещере были слышны только подавленные всхлипывания девушек. Голоса мужчин приблизились. Затем по полу как будто протащили что-то тяжелое.
Сапоги простучали по каменным плитам совсем близко. Чья-то рука властно отдернула в сторону плотный кожаный занавес. По стенам заплясал багровый свет нескольких факелов.
Девушки с испуганными криками бросились в самый дальний угол и сбились там в кучу. Те, кто не успел одеться, кутался в одеяла.
Алаха решила не привлекать к себе внимания бандитов и, подавив гордость, быстро присоединилась к подругам по несчастью. Хватит и того, что бандиты непременно заметят ее раскосые глаза, длинные черные косы с вплетенными в них по степному обычаю монетками и кисточками, шрамы на щеках. Пусть решат, будто она — такой же трусливый зайчишка, как и все остальные. Покорная судьбе, насмерть перепуганная вторжением, готовая подчиниться воле мужчин… А там видно будет. Что-то подсказывало Алахе, что она найдет выход даже из этой, казалось бы, безвыходной ситуации.