***
Привратница была очень стара. Казалось, сама Вечность смотрит из ее старческих глазами.
Казалось, сама Вечность смотрит из ее старческих глазами. Закутанная в медвежью шкуру, старуха неподвижно восседала на пороге пещеры. За ее спиной пылал огонь. Две едва различимые фигуры служительниц то появлялись у костра, то вновь исчезали в глубине пещеры. Они следили за тем, чтобы пламя не погасло. Старую привратницу это уже давно не тревожило. Ее вообще не трогали земные дела. Вокруг нее были только лед и горные вершины. Она не знала и не желала знать о том, что происходило внизу, в долине, у людей. Ей не было дела до недр Самоцветных Гор. Она знала только одно дело: сидеть на пороге и сторожить вход.
Совсем молодой девушкой прибежала она к Праматери Слез, спасаясь от жестоких хозяев, заставлявших работать ее днем и развлекать хозяйского сына — по ночам. Она бежала в горы, несколько дней скиталась и однажды — это действительно было вечность назад! — вышла к этой пещере. Тогда у порога сидела другая привратница. Тоже старуха.
Обезумевшая от голода, страха и усталости девушка, возможно, прошла бы мимо, не заметив неподвижной фигуры, таившейся в глубине пещеры. Но привратница сама окликнула ее.
Здесь, в пещере, под добрым покровительством Праматери Слез, беглянка нашла все, по чему исстрадалась ее душа: любящую семью, заботливых наставниц, свое место у очага и свое дело. Она принесла нерушимые обеты и сделалась жрицей Богини.
А теперь она очень стара. И исполняет последнюю работу, за которую берутся самые дряхлые жрицы, когда силы их уже на исходе: сидит на пороге и смотрит на дорогу, чтобы нуждающийся в помощи Праматери Слез не прошел мимо.
Она созерцала камни, радовалась лазурному небу над головой. Изредка разговаривала с путниками, проходившими мимо по горной тропе, смеялась вслед птицам и диким козам, махала рукой облакам, пела долгие, тягучие песни, которые помнила еще со времен своего детства, — песни на языке, которого не понимал в этих краях никто, даже сама старуха. Иногда приходилось ей и встречать паломников. Тогда она предостерегала любопытствующих попусту и останавливала неосторожных, давала напутствия искренне чтящим Праматерь Слез, объясняла смысл и значение ритуалов Богини.
Ей нравилась ее жизнь. Старая привратница была одной из немногих, кто прожил свои годы именно так, как хотелось, никем не принуждаемая, свободная и радостная. Она забыла о том, что где-то далеко существует и другая жизнь. Зачем ей знать об этом? Люди, которые приходили сюда неизвестно откуда и зачем-то уходили обратно, в чужой, жестокий мир, полный боли, казались ей безумцами.
Поэтому она с сочувствием посмотрела на двух путников, которые остановились перед пещерой.
— Мир тебе, матушка, — проговорил один из них, мужчина. Он вышел вперед и почтительно поклонился ей.
Привратница прищурила глаза. Несмотря на преклонный возраст, глаза ее сохранили прежний синий цвет, удивительный на таком старом, морщинистом лице.
— И вам мир, странники, — отозвалась она, не спеша начинать беседу.
Тогда к ней приблизилась спутница вежливого мужчины — молоденькая девушка, почти девочка, с узкими черными глазами на скуластом лице, обезображенном шрамами.
— Спасибо на добром слове, почтенная, — молвила она чуть надменно. — Цель нашего пути — святилище Праматери Слез. Скажи, не достигли ли мы этой цели?
— Цель каждого пути своя, — сказала привратница, слегка пошевелившись. Цепь, которой она была прикована к стене, звякнула.
При этом звуке мужчина вздрогнул, точно от удара.
— Матушка! — вскричал он. — Да кто же приковал тебя к этой стене? Позволь, я освобожу тебя!
Он бросился к ней с явным намерением покуситься на цепь, но привратница остановила его резким окриком:
— Глупец! Не трогай того, что тебе непонятно!
Он остановился.
— Да кто же приковал тебя к этой стене? Позволь, я освобожу тебя!
Он бросился к ней с явным намерением покуситься на цепь, но привратница остановила его резким окриком:
— Глупец! Не трогай того, что тебе непонятно!
Он остановился. В его взгляде медленно угасало бешенство.
— Я мог бы освободить тебя, — повторил он более сдержанно.
— Великая честь, — сказала привратница, — сидеть на пороге этого храма и охранять его. Цепь — это только знак нерушимой связи между Богиней и мной. Я могу снять ее в любое время, если захочу. Мне не нужны твои благодеяния!
— Прости, — пробормотал Салих. Он чувствовал себя сбитым с толку. Как же так? Разве не говорили, будто Праматерь Слез помогает обездоленным, спасает рабов от жестоких хозяев, слышит плач тех, кто уж и плакать-то боится? Неужели он и здесь ошибся и эта Богиня так же тиранит поклоняющихся ей, как Морана Смерть или Боги-Близнецы?
И тут раздался голос Алахи — холодный, рассудительный:
— Прости его, почтенная. По-своему он прав. Охранять храм лучше не старой женщине, да еще прикованной к стене, а десятку хорошо вооруженных, крепких воинов.
Салих видел, что его вспышка всерьез задела исполненную достоинства старую женщину, и не знал, куда деваться от стыда. Он попытался исправить свою ошибку.
— Прости меня, почтенная! — сказал он. — Я воистину глуп и мало видел в жизни. В ваш храм нас с госпожой привело одно важное дело, и…