Столик опасно захрустел.
— Э-э… — протянул Фатагар, слегка похлопывая своего гостя веером по плечу. — Друг мой… Дело в том… Э-э… Нельзя ли, понимаете ли… убрать… Вещица старинная, весьма ценная… Я достал ее с большим трудом и, думаю, здорово за нее переплатил.
— Денежки счет любят, — одобрительно вставил Сабарат. Он от души забавлялся.
— А я, — продолжал Фатагар, — весьма привязан к своим… э-э… вещам.
Халисунец широко ухмыльнулся, блеснув в черной бороде ослепительно белыми зубами, и снял наконец ноги со столика. Фатагар явно вздохнул с облегчением.
Несмотря ни на что, эти двое великолепно понимали друг друга. Как бы ни разнились они внешне, на самом деле и Фатагар, и Сабарат были вылеплены из одного теста. Только для изготовления Фатагара Богам потребовалось теста куда больше.
— Проклятье! — вскричал Сабарат. — Но тогда я, с вашего позволения, сниму сапоги! Дьявольски устали ноги. Пришлось побегать, друг мой, пришлось проделать долгий, многотрудный путь.
Не дожидаясь позволения, он наклонился и стянул с себя сапоги. Фатагар поморщился, но возражать не стал. Оставшись босым, халисунец свистнул сквозь зубы и вошедшему слуге приказал принести вина и кубков — «знаешь, тех, серебряных — побольше». Слуга глянул на Фатагара и, получив от хозяина утвердительный кивок, повиновался.
— У вас отменное винишко, — заметил Сабарат развязно. Теперь он расхаживал по комнате, то и дело останавливаясь, чтобы осмотреть то одну безделушку, то другую.
Фатагар наблюдал за ним холодными, внимательными глазами.
— Так как наши с вами дела, дорогой друг? — осведомился торговец шелком. Голос его звучал почти елейно.
— Намечается один… э-э… караван, — откровенно передразнивая Фатагара, ответил халисунец.
— Но о цене надлежит сговориться заранее.
— О чем речь! Разумеется!
— Живой товар воздорожал, — предупреждая возражения компаньона, заявил халисунец.
— Милейший Сабарат! — выразительно проговорил Фатагар, откидываясь на спинку кресла. — Сколько я себя помню, живой товар только и делает, что дорожает да дорожает… Образно выражаясь, больше он ничем и не занимается. Однако торговля никогда не прекращалась, невзирая ни на какое воздорожание. Мой многолетний опыт показывает, что о цене всегда можно договориться. Итак?
— Пятьдесят золотых за голову, — быстро сказал Сабарат. И замер, готовясь встретить ответный удар.
— Вы с ума сошли, — лениво протянул Фатагар.
Сабарат молчал. Но на опытного торговца это не производило никакого впечатления. Он принялся полировать свои розовые блестящие ногти. Спустя некоторое время небрежно осведомился:
— А кровь пускать пытались?
— Что? — растерялся Сабарат.
Фатагар поднял на него сонный взор.
— Говорят, кровопускание недурно помогает против помутнения рассудка…
Сабарат залился краской и набычился, готовясь броситься на обидчика. Но почти сразу взял себя в руки и рассмеялся.
— Я не шучу! — сказал он.
— Да уж, — согласился Фатагар, — какие тут шутки… По пятьдесят за голову… Давайте по тридцать.
— Сорок, — быстро произнес Сабарат.
— Тридцать.
— Да вы хоть послушайте, какой товар.
— Товар как товар.
— Ошибаетесь, дражайший Фатагар. Крепко ошибаетесь. Такого вы еще не видели.
— Милый мой, — возразил Фатагар, — какого только товара я не видел… Взять вашу последнюю.
Сабарат снова уселся в кресло и налил себе еще вина.
— Кстати, как она? И в самом деле оказалась невинной, как утверждал этот пройдоха, ее родственник?
— Вообразите себе — да! — Фатагар помрачнел. — Какая была с виду! Свеженькая и глупенькая, как молодой персик. И вот, представьте себе, стоило мне лишь надкусить этот персик, как она совершенно… э-э… испортилась. Хнычет, всего боится, забивается в угол и визжит, когда я… э-э… ее навещаю. Совершенно невозможно вынести всю эту сырость и крики. Я так ей и сказал: «После того, — сказал я, — как я, милочка, избавил тебя от груза девственности, ты годишься разве что в посудомойки».
Сабарат цокнул языком.
— За воспитание этих дур я, извините, не отвечаю. Я их, извините, поставляю — такими, какие есть. То есть молодыми, с гладким телом, смазливой мордочкой и без вшей в волосах. Остальное — дело воспитания. Заведите хорошего евнуха. Любой козе, знаете ли, требуется козопас.
Сабарат говорил совершенно серьезно, но в его безжалостных светлых глазах таилась насмешка. Невзгоды пресыщенного работорговца, которому разбойник то и дело поставлял молоденьких девушек, откровенно веселили халисунца.
— Если я правильно вас понял, мой друг, отныне — никаких девственниц, — заключил Сабарат.
— Вот именно, — кивнул Фатагар.
— Вот именно, — кивнул Фатагар. — Может быть, кое-где они и ценятся выше, чем… э-э… уже использованные… но на деле… Женщина как лошадь — должна быть уже объезженной, так сказать. Чтобы оседлал — и в путь без особых трудностей. Таков наш подход к делу. Согласны?
— Это как вам угодно, милый друг, — слегка поклонился Сабарат.
Фатагар обмахнулся веером и капризно вздохнул.
— Вот и хорошо. Я знал, что вы меня поймете. Постарайтесь уж как-нибудь… э-э… чтобы объезженные и воспитанные. И чтоб не визжали!
— Ладно, где наша не пропадала, — усмехнулся Сабарат. — Значит, по сорок за голову?