— Любой ценой, — повторил Соллий, чувствуя, как немеют у него от гнева губы. — Да знаешь ли ты, богохульник, какова эта цена! Ведь мы могли спасти не тебя, безбожника, а истинно верующего, нашего подлинного, не притворного брата! Человека, который искренне и от души служил бы Близнецам и учился у Них свету! А ты своим грязным обманом вынудил нас потратить на тебя то, что было собрано с таким трудом, ценой таких лишений!
— Ну-ну, — молвил Салих с кривой улыбкой. — Давай, святоша, поплачь. Пожалей о добром деле. Спас безбожника и богохульника, ублюдка, проданного родным отцом. А сколько новых рабов смогут купить на ваши деньги смотрители рудника?
— Нисколько, — хмуро отозвался Соллий. — Мы платили им не деньгами.
— Наркотики, — сразу догадался Соллий. — Ай да Ученики! Ай да целители человеческих душ! Сердобольные ханжи…
Он отвернулся. И без того сказано было уже слишком много.
***
Брат Гервасий был наставником Соллия. Оба считали себя Учениками Младшего из Божественных Братьев — того, кто милует ослушников, целит увечных, жалеет черствых, возвращает самоуважение падшим. Но глядя на молодого своего сотоварища, все чаще и чаще задумывался брат Гервасий: а не ошибся ли Соллий в призвании? Не лучше ли ему, пока не наворотил бед, взять иной послуг и обратиться душою к Старшему, искореняющему Зло мечом и словом?
Вот и сейчас.
Напустился на этого несчастного, озлобленного саккаремца. Небось, в догматах экзаменовать бедолагу надумал. Так ведь не из Духовной же Академии парень — почитай, из самого ада его выхватили… Ну, может быть, верует как-нибуь неправильно. Путается кое в чем. Невелика беда. Придет в себя, поразмыслит, с Учениками поговорит, если будет охота — и разберется. Во всем разберется. Нужно только дать ему время. Брат Гервасий верил, что время целит любые раны.
А Соллий — вон, от праведного гнева уже бледен. Вот-вот огонь из ноздрей у него извергнется.
Брат Гервасий осторожно взял его за руку.
— Да что случилось, брат? ты сам не свой!
— Обманщик, — тяжело дыша, выговорил Соллий. — Вон он… обманщик. Солгал… Воспользовался…
— Не спеши, не спеши, — принялся уговаривать Соллия брат Гервасий. — Кто знает, может быть, сам того не ведя, этот несчастный сказал нам правду. Желая солгать — не солгал. Глядишь, и он обратится на путь истины. Позволь ему ближе узнать Учеников, узреть свет Божественных Братьев.
Во взгляде Соллия читалась мука.
— Я никогда, — прошептал он еле слышно, — никогда, слышишь, брат? Я никогда не смогу простить ему этого!
Салих смотрел в сторону. Молчал. Словно страшная тяжесть сдавила ему грудь, не давала дух перевести. Он видел, что Соллий уже вынес ему приговор, и приговор этот прост: вернуть лжеца в Самоцветные Горы — чтоб иным неповадно было! — и обменять его на любого из истинно верующих. Вот, стало быть, каково оно — милосердие блаженных Братьев…
Но брат Гервасий не торопился ни с выводами, ни с окончательным решением.
— Давай-ка лучше остановимся да передохнем, — предложил он спокойно, словно ничего и не случилось. — Нашим братьям не помешало бы несколько часов провести в полном покое. Путь до Дома Близнецов неблизок, а сил у них еще маловато. И помоги мне с этим вьюком — кажется, там у нас с тобою запасены соленые хлебцы?
***
— Нам нечего бояться, — в который раз уже повторял брат Гервасий. — Степняки не станут нападать на жрецов и тех, кто отдан под покровительство Богов.
— Варвары, — пробормотал Соллий, качая головой. Он не мог побороть недоверия к кочевникам Вечной Степи. Слишком часто их действия казались ему непредсказуемыми, а поведение выглядело подчас и вовсе необъяснимым.
— Может быть, они и варвары, — все тем же миролюбивым тоном согласился брат Гервасий. — Однако не забывай: они все же люди. Как ты и я.
— Люди… Да только такие ли, как мы с тобой?
— Помилуй, брат, — усмехнулся старший из Учеников, — даже мы с тобой разнимся, хоть и в одном Доме живем, под одной кровлей преклоняем голову. Что же говорить об ином народе…
Соллий устыдился своих страхов, едва увидел, что степной всадник — и впрямь девушка, почти подросток, пусть даже вооруженная грозным луком, но совершенно одна.
Отбросив за спину длинные тонкие косички и хмуря черные брови на плоском смуглом лице, она молча закружила на коне вокруг лагеря — явно в подражание воинам своего народа.
Брат Гервасий выступил вперед и, сложив на животе руки — крупные, с узловатыми пальцами, привычными к любой работе, — терпеливо ждал.
Гостья не спешила заводить беседу.
Гостья не спешила заводить беседу. Она даже и не скрывала, что высматривает: не припрятано ли в караване оружие, нет ли верховых лошадей и кто таковы здешние люди — не разбойники ли, не купцы ли.
— Что ей нужно? — осведомился Соллий, поглядывая на девочку с нескрываемой неприязнью. — Маленькая дикарка…
— Тише, тише, — проговорил брат Гервасий. — Жди, пока она заговорит. Может быть, ее и вправду направило к нам ее племя. Только какое? Знать бы, кто нынче кочует в предгорьях…
Тем временем Алаха повернула меринка и степенным шагом приблизилась наконец к Ученикам.
— Мир вам, достопочтенные, — произнесла она с преувеличенной важностью и медленно склонила голову.