Но что гадать! Оглушенный, ослепший от крови, с перебитым правым коленом, Арих был взят в плен. Он был без сознания, когда один из венутов вытащил его, еще дышащего, из груды мертвых тел и скрутил ему руки.
— Зачем ты это делаешь? — спросил венута его товарищ.
Уже горел костер, поглощая разломанную телегу и рваные, покрытые кровью ковры и циновки. Уставшие после бойни воины жарили мясо зарезанных ими быков — тех, что некогда принадлежали погибшему племени.
— Он доблестный воин, — отозвался тот, что пленил Ариха. — Сдается мне, что это сам Арих, тот, кого называли Вождем Сирот. Он будет прислуживать мне и моему брату, а кормить мы его будем, бросая ему обглоданные кости! Немало неприятностей и бед принес он нам своими лихими набегами. Пусть же теперь расплачивается за все.
— Недурно придумано, — кивнул его товарищ. — Однако смотри, чтобы Вождь Сирот не сбежал. Сирот повсюду много. Везде найдутся изгои, которые захотят поднять его на кошме под небом и показать солнцу и звездам, объявив своим вождем.
— У него перебито колено. Он долго еще не сможет ходить, а когда сможет — навек останется хромым.
— Степняки не ходят — их носят быстрые лошади!
— Что ж, придется перебить колени и той лошади, на которую он вздумает сесть без моего позволения! — сказал венут, вызвав дружный смех своих товарищей.
Арих очнулся среди ночи. Невыносимо болела нога. Руки онемели, связанные сыромятным ремнем. Он понял, что пленен, когда попытался шевельнуть руками и не смог: запястья были туго стиснуты путами.
Мучаясь от жажды и боли, он тихо застонал. Еще сильнее грызла его душевная мука. Смерть не пришла к нему. Побрезговала! Как проклинал он ее, Нежданную Гостью! Как звал на помощь!
Но она ушла, забрав с собой всех, кто был ему дорог, и лишь его оставила погибать в одиночестве.
Невыносимо!
Арих изогнулся и, напрягая последние силы, перевернулся на живот.
Припал губами к земле. За ночь она остыла, прохлада студила воспаленные губы и веки, приносила хоть малое, но облегчение.
— Твой раб очнулся, — сказал чей-то голос.
Раб! Это слово ожгло Ариха, точно кнутом. Самому ему доводилось брать пленных в тех самых лихих набегах, о которых поминали его враги. Но никто из захваченных не становился рабом — всем предлагали одно и то же: становиться под знамена Вождя Сирот, укреплять своей силой его растущее племя. И почти все соглашались. Лишь немногие уходили на все четыре стороны, да и то иные возвращались к Ариху. Лучшей доли нигде не находили.
Теперь же ему предстояло узнать, какова бывает участь пленных, попавших к венутам.
Ничего хорошего будущее ему не сулило. А это означало лишь одно: нужно искать Незваную Гостью. И сделать это как можно скорее.
Чьи-то грубые руки схватили Ариха, вздернули его за плечи, понудили сесть.
— Жив? — спросил венут. — Живучий, как шакал! На, выпей воды.
Мутная вода потекла Ариху в рот, обильно проливаясь за шиворот, обливая грудь. Он принялся жадно, по-собачьи, глотать ее. Жизнь постепенно возвращалась в его больное тело. С каждым глотком он словно воскресал. И вместе с телом воскресала и его погибающая душа.
Умереть? Как можно скорее? Не дождетесь! Он будет жить и только так сумеет отомстить. Отомстить за все — за мать и тетку, за сожженные шатры, за убитых товарищей…
— Глаза-то горят, — заметил кто-то из венутов. — Настоящий зверь. Не оставлял бы ты его при себе, Селим.
— Нет уж, — сквозь зубы выговорил тот, кого назвали Селим. — Он будет мне прислуживать. Пусть все увидят, кого я взял в честном бою.
«В честном бою»! Арих скрипнул зубами. Честный бой — это когда десяток вооруженных до зубов воинов на одного, не успевшего как следует вооружиться? Честный бой — это когда оружный мужчина против безоружных женщин? Шатер его матери, истыканный стрелами и копьями… И кровавые пятна, проступившие на белом войлоке…
Арих тряхнул головой. Нет, он будет жить! Он заставит себя жить. Будет таиться и молчать, выжидая удобного случая. И когда настанет его час — свидетели Боги и Трое Небесных Бесноватых! — он заставит венутов, этих зверей в человечьем обличьи, заплатить за причиненное его роду зло. Они вообще пожалеют о том, что родились на свет.
***
Самими Богами Соллий призван нести слово Истины в дикие степи. В этом своем призвании он уверился как-то внезапно, словно на него низошло озарение. Убежденность Соллия в своей правоте была настолько сильна, что он сумел передать это чувство даже брату Гервасию — уж кто-то, а старый наставник всегда был против активной миссионерской деятельности. Он вообще не одобрял всего того, что называл словом «мудрствование». Мир прост, утверждал брат Гервасий, закон мира — любовь и добрые дела. Любое зло — против закона и потому рано или поздно оборачивается против того, кто его чинит, подобно тому, как змея, ухваченная за хвост, изгибается и кусает схватившего ее. И незачем тут мудрить, ходить по людям и разглагольствованиями смущать их.
Соллий находил взгляды своего наставника слишком уж простыми. Словно не среди людей и не ради людей живет старый Ученик Богов-Близнецов. Молодому, полному сил Соллию казалось, что он открыл нечто новое, неизвестное человечеству, и все его существо горело желанием поделиться с остальными людьми этим открытием.