По углам балдахина свисали тяжелые бархатные кисти. На шелковом покрывале лежала маленькая плетка с костяной рукояткой, а в головах кровати имелись позолоченные наручники и тонкая цепочка, приковывающая их к стене.
Алаха сердито фыркнула, разглядывая эту пышную кровать. Салих удостоил всю эту роскошь лишь самого беглого осмотра — его интересовало одно: не скрывается ли здесь кто-нибудь из случайно уцелевших стражников. Затем трое взломщиков двинулись дальше.
В небольших тщательно запертых на засов комнатах, похожих на кельи, они обнаружили девушек — наложниц Фатагара. Одним, судя по всему, предстояло задержаться здесь надолго; других он готовил к продаже и отправке с тем самым караваном, который должен был забрать и партию шелка Мэзарро. Все они дрожали от страха, когда неизвестно откуда взявшиеся взломщики, вооруженные до зубов и исключительно мрачные с виду, вломились в их «гнездышко». Мэзарро попытался было пуститься в объяснения и путано принялся толковать о том, что «им нечего бояться, поскольку добрые намерения…» и «долгие страдания в неволе закончились для вас благополучно». Салих видел, что ни одна из девчонок не понимает ни слова из невнятных речей взволнованного парня. Поэтому, резко обрывая излияния Мэзарро, Салих коротко велел девушкам забрать теплую одежду и собраться в большом зале — возле фонтана.
Наложниц оказалось двадцать три. Они в испуге жались друг к другу. Здесь были самые разные девушки — и рослые, и миниатюрные, и светловолосые, и с волосами черными, как смоль; большинство были белокожими, но одна красавица родом из Мономатаны оказалась черной, точно эбеновое дерево. И каждая по-своему была исключительно хороша.
Когда наложница надоедала Фатагару, он сбывал ее с рук и никогда не интересовался ее судьбой. Одни оказывались в гаремах, другие — в услужении у капризной и ревнивой госпожи, трети попадали в публичные дома… При мысли о том, что такой красоте может грозить подобная участь, Мэзарро готов был проклинать небеса.
Салих быстро осмотрел девушек, одной — взявшей с собой драгоценности, но не позаботившейся об одежде — приказал захватить теплый плащ, второй — обратить внимание на обувь, третью спросил, не хворает ли она — у нее был усталый вид.
— Ладно, — сказал наконец Салих. — Теперь слушайте. В доме есть еще кто-нибудь?
Сперва они робко молчали, потом послышался тихий голос:
— Никого, господин. Только мы. И евнухи…
— Сколько?
— Трое, господин.
Только мы. И евнухи…
— Сколько?
— Трое, господин.
— БЫЛО трое, — не без удовольствия заметил Салих. — Отлично. Стало быть, никто не помешает покинуть нам эту благословенную обитель. — Он вздохнул, собираясь с мыслями. Двадцать три перепуганные девчонки! И наверняка изнеженные. Сейчас они боятся его и потому будут слушаться беспрекословно. Но едва лишь поймут, что свободны, как тотчас начнут капризничать, хныкать, висеть на шее тяжким грузом…
Салих тряхнул головой. В конце концов, они очень красивы. А красивая женщина имеет право быть какой угодно — и капризной, и изнеженной.
Да… Однако это ни в коей мере не упрощает его задачу — вывести их отсюда незаметно и найти им надежное пристанище. К тому же Фатагар скоро доберется до своего загородного дома. А убивать работорговца Салих не хотел. Ни в коей мере.
— Есть ли среди вас такая, которая любила бы господина Фатагара? — спросил наконец Салих. — Кто-нибудь из вас хотел бы остаться с ним навсегда? Вам нужно только сказать мне об этом, и эта просьба будет удовлетворена. Более того, я уверен, что господин Фатагар оценит преданность и любовь такой девушки… Во всяком случае, ТЕПЕРЬ.
Наложницы молчали. Салих еще раз обвел их глазами, подолгу задерживая взгляд на каждом лице. Если они попросту боятся его — боятся настолько, что не осмеливаются признаться в чувствах к Фатагару? Но сколько бы он ни всматривался в лица наложниц, ни проблеска нежности по отношению к бывшему их господину он не заметил.
— Хорошо, — сказал Салих. — В какой-то степени это упрощает дело. Итак, ни одна из вас не хочет остаться?
Девушки боязливо переглядывались. Наконец одна — чернокожая рабыня с замысловатой татуировкой на левой щеке — осмелилась ответить за всех:
— Нет, господин. Все мы ненавидим господина Фатагара. Он держит нас взаперти, а когда берет одну из нас развлекаться, то… Он жестокий и грязный человек, господин!
— Вот и хорошо, — хмыкнул Салих. — Мы прибыли сюда в экипаже. Доберемся до леса и там обсудим дальнейшее. Мы и так слишком здесь задержались.
Девушки набились в экипаж так тесно, как только могли. Они сидели друг у друга на коленях, три из них устроились на полу, под ногами у подруг, а чернокожая рабыня забралась на козлы рядом с Алахой.
— Как тебя зовут? — спросила Алаха, взяв в руки вожжи.
— Меня называют Хайманот, госпожа, — тихо ответила девушка.
— Я тебе не госпожа, — проворчала Алаха. — Сумеешь управляться с лошадьми?
— Попробую.
Алаха сунула девушке вожжи.
— Вот и управляйся. Устала я сегодня…
Экипаж покатил к воротам.
***
Возвращение в пещерный храм оказалось тягостным. Во время путешествия рабыни Фатагара не смели плакать и жаловаться на трудности. Но когда пришлось оставить экипаж и идти пешком по горным тропам, началось настоящее бедствие. Почти все мгновенно сбили ноги в кровь и плелись еле-еле. У Салиха руки опускались. Он вынес на руках Алаху, когда та обезножела, но не тащить же на плечах двадцать девчонок сразу!