— А вот это мы с тобой скоро узнаем, — сказал Соллий. — И не шарахайся от каждого дерева. Насколько я понимаю, мы здесь еще никого не обидели.
— Мы-то, может, и не обидели, — сказал Арих, который вообще не склонен был доверять кому или чему бы то ни было, — а вот нас самих бы не обидел бы здесь кто!
***
Никаких веннов, живущих на деревьях, в норах, под водой и так далее, на берегу Светыни Арих и Соллий не встретили. Народ, сидевший там, именовал себя «сегванами». Это были рослые, как на подбор, светловолосые люди. Занимались они ремеслом, с точки зрения Ариха, постыдным, а на погляд Соллия — весьма почетным: земледелием. Еще ловитвой дикого зверя, бортничеством и всяким обычным рукодельем: женщины ткали, лепили горшки, мужчины управлялись с кузнечным молотом или мельницами, выстроенными у перекатов.
В первой же деревне, куда явились чужаки, к ним отнеслись настороженно, однако без враждебности: так встречают нежданных гостей люди, живущие без страха на своей земле под рукой сильного правителя.
Не зная причины бояться, Соллий постучал в первые же ворота, и к нему вышел неприветливый с виду, спокойный, немного неповоротливый человек лет пятидесяти.
— Поздорову тебе, хозяин! — сказал Соллий. — Благословенны Близнецы, чтимые в Обоих Мирах!
— Да пошлют Боги твоей скотине — хороший приплод, а твоим женам — крепких сыновей! — добавил Арих, стараясь не отстать от сотоварища в вежливости.
Хозяин смерил их взглядом.
— И вам доброго вечера, странники, — сдержанно отозвался он. — Не ночлега ли вы, часом, ищете?
— Ночлег и под елью хорош, — ответил Соллий. — Да и пищей нас лес не обидит. Нет, ищем мы людского общества, чтобы было с кем перемолвиться словом и узнать новости.
— Что ж, — кивнул хозяин. — Стало быть, из края звериного в край человечий пожаловали?
— Выходит, что так, — не стал отрицать Соллий.
— Как пустить вас за порог? — рассудительно молвил хозяин. — Не злых ли духов с собой принесли из того края, откуда вышли? И поговорить бы с вами, да боязно.
— Скажи как — и мы очистимся, — быстро согласился Соллий. В глубине души он твердо знал, что никакие злые духи не могут овладеть человеком, если человек сам их не призовет. Так учила вера Богов-Близнецов. Но Арих, похоже, был совершенно согласен с хозяином дома. Еще не хватало — пускать за порог чужаков! Сам Арих поступил бы точно так же.
Хозяину, похоже, любопытно было не меньше, чем пришлецам: кто они, из каких краев вышли, с чем сюда пожаловали.
Но преступить древний обычай он не желал.
Пришлось Ариху и Соллию париться в бане, а после голодать, употребляя одну лишь воду, заговоренную местной колдуньей от всякого злого духа. Да еще сидеть в той самой бане на верхних полатях, опасаясь ступить ногой на землю.
Спустя три дня выпустили чужаков из заточения. За эти три дня какие только слухи по деревне не пробежали! Чего только не рассказывали досужие кумушки и быстроглазые озорные мальчишки! Будто бы в доме у Бигелы Кожевника сидят взаперти два лешака. Да какие! Ужасные! У каждого — одна нога, зато на огромной ступне. Глаз у них один на двоих, зуб тоже один. Они его передают друг другу. То один служит поводырем слепому товарищу, то второй. Речью зверообразны, не говорят, а ухают и рычат.
Другие сказывали, будто Бигела изловил и запер двух оборотней: один становится лисицей, второй — волком. Ждет теперь полнолуния, чтобы прилюдно приласкать нежитей осиновым колом.
Иные же полагали, будто дело обстоит куда проще и Бигела попросту захватил чьих-то лазутчиков, высматривавших слабые места у замка здешнего кунса.
Все были разочарованы, когда баню наконец с превеликими предосторожностями отомкнули, и на волю выбрались два исхудавших человека, не похожих ни на лешаков, ни на оборотней, ни даже на лазутчиков — такими уставшими и растерянными они выглядели.
— Ну, что собрались? — прикрикнул на односельчан Бигела. Те продолжали толпиться у его двора, изнемогая от любопытства. — Людей никогда не видали?
— Так, вроде, не людей ты и приветил, — отозвался из толпы чей-то голос. — Поговаривали, вроде как, лешаков словил или еще кого…
— Сейчас тебе будет лешак, — пообещал Бигела. — Против всякого обычая обижать странника. Но и в дом к себе вводить, не очистив, тоже не след! А вы уж целую басню сочинили, да еще с этой басней ко мне на двор явились!
— Правду говорят: с ковачом да кожемякой не вступай ни в спор, ни в драку! — выкрикнул еще один голос, молодой и задиристый.
— Это ты верно говоришь, — прищурился Бигела. — А теперь — ступайте! Дайте людям дух перевести. Не видите — устали с дороги да голодны.
«Сам же нас три дня голодом и морил», — подумал Соллий, однако не слишком досадуя на кожемяку. Человек не захотел идти против старого обычая. Не Бигела этот обычай устанавливал, не Бигеле его и ломать. И на том спасибо, что псами не потравил и на растерзание суеверам не отдал. В дом ввел, как гостей.
Арих ежился и озирался по сторонам. Большой бревенчатый дом Бигелы, его кожевенная мастерская, двор, огороженный забором, — все это не нравилось кочевнику. Стены, везде стены, изгороди, частоколы. И за каждым бревном, за каждым стволом мнился ему скрытый враг. Тут везде можно было устроить засаду — и не углядишь, откуда прилетела стрела.