Салих схватился за рукоять кинжала, но тотчас оставил всякую мысль о неравной схватке с чудовищем. Сражаться один на один с такой зверюгой означало верную смерть. Умереть сейчас, оставить Алаху на произвол судьбы — такое в планы Салиха никак не входило. Он повернулся и бросился бежать к дому, благословляя свою нерешительность, не позволившую ему отойти далеко от порога. Зверь все еще стоял на месте и угрожающе ревел. Салих знал, что расстояние, отделяющее его от порога, медведь может преодолеть одним прыжком. Значит, нужно было успеть прежде, чем зверь прыгнет.
Он толкнул дверь и кубарем вкатился в дом. Дверь захлопнулась за спиной.
Тяжело дыша, Салих прислонился к стене. Медведь некоторое время бродил под дверью, пытался даже открыть ее, но не сумел.
Медведь некоторое время бродил под дверью, пытался даже открыть ее, но не сумел. Вот когда Салих понял, почему дверь в горном доме открывалась не наружу, как во всех городских постройках, а внутрь, в дом. Может быть, с точки зрения чистоты и уюта, это и неудобно, зато надежно охраняет от непрошеных гостей. Медведю, как и многим другим неразумным созданиям, свойственно тащить все к себе. Мало кто из живых существ догадается оттолкнуть дверь от себя. Разве что человек. Да и то не всякий.
Пожалуй, только эта предусмотрительность старого охотника и спасла Салиха от расправы со стороны разъяренного хищника. Тот, порычав для устрашения, в конце концов удалился несолоно хлебавши. Снег громко хрустел под его могучими лапами.
Салих без сил опустился на пол…
***
— Я что, всю ночь здесь проспал? — спросил Салих дядюшку Химьяра.
Охотник стоял над ним и тихо, насмешливо покачивал головой.
— Должно быть, так, — сказал он наконец. — А что, в постели тебе не понравилось?
Салих бросил взгляд в окошко. День уже наступил, солнце заливало горные вершины. Ночное происшествие казалось теперь чем-то невозможным, как ночной сон, который рассеивается с первыми лучами рассвета. Но он знал: то был не сон. И дядюшка Химьяр выглядел каким-то смущенным.
— Твоя девочка все еще спит, — сообщил охотник. — Разбуди ее, не то захворает. Я дам ей молока и сыра. Пусть поест. И смени повязки на ее ногах, не то будет долго заживать.
Салих поднялся, потер поясницу. Ему не раз доводилось спать и на голых камнях, и на досках, и просто на земле. Но тело, оказывается, быстро привыкло к мягкой постели и теперь словно бы возмущалось. Вот оно, безбедное житье в Мельсине, — сказывается! Получается, что рановато ты нацепил личину богатого господина, друг Салих.
Алаха проснулась нехотя. Безропотно взяла из рук Салиха сыр и молоко, не противясь, позволила ему снять с ее ног старые повязки и наложить новые. Салих воспринял это как дурной знак. Будь его госпожа здорова, она не упустила бы случая выразить недовольство.
— Тебе нужен отдых, — сказал он ей.
Алаха молча улеглась обратно в постель. Это насторожило его еще больше. Дядюшка Химьяр, видимо, разделял опасения своего гостя. Но, в отличие от него, не испытывал перед Алахой никакого почтения. Бесцеремонно протиснувшись поближе, он ощупал ее лоб и шею своей широкой ладонью.
— Так и я думал, — проворчал он, — жар. Не пришлось бы нам с тобой долбить мерзлую землю…
Салих был готов оплевать гостеприимного хозяина с головы до ног. Ну кто, спрашивается, позволяет себе подобные высказывания, да еще возле самой постели больного? Ведь хворь да мор тоже имеют уши. Вдруг услышат? Как обрадуются, как заспешат поскорее довершить свою злую работу! А если умрет Алаха… Он резко тряхнул головой. Об этом даже помышлять нельзя. Даже втайне рассуждать на такую тему — страх.
— Чтоб тебе язык отрезали, дядюшка Химьяр! — не выдержал Салих. — Что ты такое болтаешь?
Охотник пожал плечами.
— Слово — не стрела и не копье, помысл — не нож и не меч, — ответил он. — А вот остеречься и подлечить девочку действительно не мешает. Останьтесь еще на один день. Не пожалеете.
— Так ли? — в упор спросил Салих и подошел к охотнику вплотную. — Не пожалеть бы мне о своей глупой доверчивости!
— Лучше пожалей о глупой своей недоверчивости! — ответил дядюшка Химьяр.
— Думаешь, я не знаю, что ночью ты просыпался и из дома шастал?
— Что с того? Кое-кто, насколько я успел заметить, тоже из дома… ШАСТАЛ!
— Говорил тебе, чтоб за порог не ступал, — продолжал охотник как ни в чем не бывало. Распекал Салиха, точно нашкодившего мальчишку! — Нет, надо было сунуться. А как порвал бы тебя медведь? В клочья бы изорвал когтями, если бы только добрался…
— Кто он был, этот медведь? — спросил Салих. Он подозревал жуткую правду, но все-таки до последнего надеялся. Вдруг — ошибка? Вдруг напраслину на человека возводит? Ведь не зря же живет старый охотник в горах, уединенно, в стороне от людей. Может быть, сторожит их…
— Я это был, — хмуро ответил дядюшка Химьяр. — Да ты и не удивлен, как я погляжу.
— Подозревал подобное, — ответил Салих. Сердце у него упало. Ведь чуял, чуял недоброе — еще вчера чуткий на опасности нос уловил знакомый запах! Зачем только остались на ночь!
— Коришь себя? — усмехнулся дядюшка Химьяр невесело. — Небось, жалеешь, что в дверь мою постучал?