Что ж, может быть, это случится сейчас?
Меч завораживал Алаху. Великолепный клинок, достойный великого бойца. Острие, которое оставляет чистые раны, которое разит насмерть… Боль, светлая, как горный поток, как раскаленный металл, заставит на миг содрогнуться угасающее сознание, а потом… Объятия смерти, свет, ничто… И — ввысь, в Вечно-Синее Небо, к духам предков, к АЯМИ ее рода…
Алаха тряхнула головой. Ей вдруг показалось, что протянулась какая-то незримая нить, связавшая ее, Алаху, и прекрасный клинок, который нес с собою чистую смерть.
И снова подумала: нет, не может эта благородная сталь иметь ничего общего с таким подонком, как Абахи. Отсветы огня пробежали по мечу. Или это только показалось девочке, возбужденной смертельной опасностью и своими мыслями? Алахе пригрезилось, будто она зовет меч, и оружие отвечает ей.
«Жаль, что я не итуген, — подумала она. — Если бы только я умела призывать духов!»
Но она слишком хорошо знала: никакие духи не явятся ей на помощь. Они не услышат ее здесь, в глубине этой пещеры. Вряд ли нашлась бы шаманка, которая сумела бы вызвать их сюда. А уж об Алахе и говорить нечего. Она — не итуген. «И думать об этом забудь!» — приказала она себе.
Бандита необходимо сбить с толку. Скорей, пока он не опомнился от злости.
— А говорят, будто ИСТИННОГО ХОЗЯИНА этого меча ты убил предательски, в спину! — вдруг сказала Алаха. — Неужто это правда, Абахи?
Стрела была пущена наугад, но попала в цель. Точнее, пожалуй, не удалось бы, даже если бы Алаха тщательно прицеливалась. Меч ли подсказал ей эти слова, сама ли она догадалась? На этот вопрос не ответила бы и сама Алаха. Она не знала.
Да не больно-то и задумывалась об этом. Не до раздумий было.
Абахи побагровел.
— ТЕБЕ-ТО до этого какое дело, девка?
Ага!
— Так! Вот ты как теперь заговорил! — растягивая слова, произнесла девочка. — Правда-то глаза колет, как говорят в Саккареме!
Алаха сделала еще один шаг по направлению к разбойнику. Он взмахнул мечом, и девушка отступила. И снова приблизилась. И вновь отступила.
Ритм. Нужен определенный ритм. Как в шаманском танце. Ритм, который завораживает, заставляет партнера повторять каждое твое движение.
Алаха прислушалась к своему сердцу, стучавшему, как кузнечный молот. Усилием воли заставила его биться медленнее. Выровняла дыхание. «Вдох — мать, выдох — отец… Вдох — мать, выдох — отец…» Овладевать собой учила ее когда-то тетя Чаха. Брать себя в руки, возвращать телу желанный покой. «Ни одно дело, ни малое, ни великое, не делается в состоянии беспокойства, — учила тетка строптивую племянницу. Та отворачивалась, сопела, не желала слушать. Теперь вот пригодилось это умение! — Учись замедлять стук сердца, учись создавать в груди островки покоя…»
Вдох. Выдох. Мать. Отец.
Танец. Это просто танец.
Подбежать. Отскочить. Приблизиться. Отшатнуться.
Те великие шаманы, которые иногда выходили на бой с врагами ради своего племени, всегда во время поединка пели. Этому тоже учила Алаху шаманка. Девочка мысленно воззвала к крови своих предков — вождей и шаманов — и запела, сперва сквозь зубы, тихо, затем все громче, победней.
Это была долгая шаманская песнь, заставлявшая все племя кружиться и кричать в подражание камлающему шаману. Эта песнь разливалась в крови всех слушавших, понуждая их метаться, подпрыгивать, вертеться и бегать, как на привязи: прыжок вправо, два прыжка влево, прыжок влево, два прыжка вправо… Песня захватывала тело в плен, минуя сознание.
Но не Абахи стал партнером девушки в этом смертельном танце. Живой и смертносный меч — вот с кого она не спускала глаз, вот ради кого она пела.
Почти завороженный, следил Абахи за каждым движением степной девочки, которая вертелась перед ним, перескакивала с ноги на ногу, приседала и подпрыгивала, ни на мгновение не умолкая. В душе ее царил холодный покой. Смертельная игра танцовщицы с клинком становилась все увереннее. Становилось ясно, что этот поединок Алаха выигрывает. Абахи еще не понял этого.
Внезапно и резко сломав ритм завораживающего танца и пения, Алаха добилась того, чего добивались этим же приемом ее далекие предки. Погруженный в навязанный ему ритм противник смешался. Замешательство Абахи длилось всего лишь мгновение. Но этого оказалось достаточно.
С громким торжествующим криком Алаха проскочила под занесенным мечом и изо всех сил ударилась о грудь противника всем телом, так что он потерял равновесие.
— Йори, Кима! — закричала Алаха, обращаясь к тем девушкам, которые показались ей наиболее решительными. — Скорее!
Алаха впилась зубами в запястье правой руки разбойника. Абахи взвыл нечеловеческим голосом и начал бить Алаху по голове кулаком. Йори метнулась бандиту под ноги. Абахи потерял равновесие и рухнул на пол. Кима, подоспев, набросила на его ноги свой пояс и с неожиданной ловкостью связала бандиту щиколотки.
Алаха ткнула растопыренные пальцы врагу в глаза. Абахи невольно отшатнулся. Тотчас Ализа — откуда только смелость взялась! — метнулась к бандиту и затянула петлю на правой его руке. Меч, выпав из ослабевших пальцев, запел на каменном полу. Йори сильно ударила по левой руке Абахи ногой. Навалившись втроем, девушки связали врага поясом Йори. Алаха, тяжело дыша, сунула ему в рот кляп из обрывков одежды.