— Значит, так, мои хорошие, — произнесла привратница. — Говорить теперь буду я. Вы же будете слушать. И молчать!
Она повернулась к Алахе и бестрепетно выдержала ее гневный взгляд.
— Это касается и тебя, милая.
— Я тебе не «милая»! — сердито возразила Алаха. Не хватало еще, чтобы ее тут взялись поучать, да еще в присутствии Салиха! От тети Чахи она еще снесла бы такое обращение, но больше — ни от одного человека! На всем белом свете — ни от одного! Девочка надула губы и нахмурилась.
Впрочем, на привратницу все эти гримасы не произвели ни малейшего впечатления. Весь мир давным-давно утратил для нее какое бы то ни было значение. Она знала только свою Богиню.
— Этот храм посвящен Праматери Слез, — нараспев заговорила старая женщина. — Ей служат те, кто решился посвятить свою жизнь обездоленным. Здесь много бывших рабынь, но много и знатных женщин. Состраданию открыт вход в любое женское сердце, даже в сердца падших женщин. Мужчинам же сюда вход запрещен! Поэтому пусть странница войдет и изведает милости Богини. Страннику же надлежит остановиться на пороге и дожидаться.
Салих поперхнулся.
— Не могу же я отпустить госпожу одну, без провожатых… — начал было он, но замолчал, смешавшись под яростным взглядом Алахи.
— Сядьте рядом и слушайте дальше. Вы явились сюда в священный десятиднев. Это то самое время, когда к Богине приходят юные девушки, чье самое заветное желание — посвятить свою жизнь служению. Из их числа она избирает себе жриц. Открой свое сердце, путница, и смело входи под эти своды. Кто знает, может быть, и тебе нынче откроются свет, путь и истина.
Салих видел, что привратнице доставляет несказанное наслаждение поучать вновьпришедших. В конце концов, никогда не следует входить в дом Бога или Богини, не разузнав хорошенько всех обычаев и законов вежливости, которые здесь приняты.
Боги бывают обидчивы, а задевать Богов , да еще в их собственном доме — такое может себе позволить только безумец. Салих не считал себя настолько сумасшедшим, чтобы входить в чужой монастырь со своим уставом — как сказал бы брат Гервасий.
Да. Что-то частенько начал он вспоминать брата Гервасия. Но — и это тоже следовало бы признать — без советов старого Ученика Близнецов Салиху пришлось бы туговато. Да и сейчас бы не помешало с ним посоветоваться. Хотя бы мысленно.
— Скажи, премудрая мать, — заговорил Салих с привратницей, — означают ли твои слова, что моя госпожа войдет в эти пещеры одна?
— Именно это они и означают.
— Прости, если по скудоумию я неправильно тебя понял… Означают ли они также то, что она может остаться в этих пещерах навсегда?
— Разумеется.
— Каким образом это может произойти?
Старая женщина посмотрела на Салиха в упор. Судя по всему, она явно сочла его за слабоумного.
— Я же сказала: в эти дни Богиня избирает себе служительниц. Если твоей госпоже откроется истина, она…
— Да, это я понял, — перебил Салих. — Но ответь мне: заставят ли мою госпожу остаться силой, если Богиня вдруг вздумает избрать для служения именно ее?
— Согласие всегда бывает взаимным, — холодно проговорила привратница. — Впрочем, не тебе это понимать! Ты-то всю жизнь просидел на цепи, и не добровольно, как я, а по принуждению!
— Ты права, матушка, — смиренно согласился Салих, опуская глаза. В голове у него быстро проносились мысли, опережая одна другую. Переодеться женщиной и пробраться сюда тайно? Глупость! Его изобличат при первой же возможности, а кара может оказаться довольно суровой. Поискать другой вход в пещеры и проникнуть, так сказать, с заднего двора? Но кто сказал, что и там нет стражи? И что тогда — вступать в неравный бой с дряхлой охранницей?
Он покачал головой и решил положиться на милость Богини. Но быть рядом — на всякий случай. Как говорится, на Богов надейся, но верблюдов привязывай.
Привратница еще раз смерила Салиха недоверчивым взглядом и ударила в колокол, потянув за веревку. На этот сигнал из пещеры вышла жрица, одетая в длинное, просторное черное одеяние.
Это была женщина лет сорока. Две складки у рта придавали ее бледному лицу суровое выражение. Салиху она показалась уроженкой Саккарема. У него на родине женщины по пять лет носят черное в память о каком-либо умершем родственнике. Но поскольку родственников у саккаремцев, как правило, всегда много, а нрав у них драчливый, то раз в пять лет непременно кто-нибудь погибает. Вот их кровницы и не снимают черных одежд по целой жизни…
— Госпожа моя Кера, — обратилась привратница к жрице, — вот еще одна девушка, в чьем сердце бьется сострадание, а душа переполнена слезами.
Кера хмуро оглядела Алаху с головы до ног. Она подчеркнуто не замечала ее спутнка.
— Зачем ты пришла?
— В поисках ответов.
— Что, любопытство замучило? — осведомилась Кера почти презрительно.
Салих знал, что грубость и язвительность в речах жрецов редко проистекает от дурного нрава. Обычно все это напускное. Расчет прост: того, кто явился в храм из пустой любознательности, от безделья или с какой-нибудь пустяковиной, резкий тон отпугнет. Того же, кого привела к Богам суровая жизненная необходимость, не остановит ничто — и тем более нелюбезная встреча при входе.