— Что стал, как неживой?!
— Прости, коли помешал…
Пятясь, жрец шмыгнул в толпу, мышью заскочил за угол дома и вновь налетел на Блуда. Только теперь у воеводы был совсем иной вид. От частого дыхания его грудь вздымалась, волосы растрепались, корзень сбился набок. «Видать, бежал, чтоб меня перехватить», — боязливо оглядывая улицу, подумал Волхв. В конце улицы, будто насмехаясь над Сироминой надеждой ускользнуть, стоял крепкий высокий забор, а вокруг спешили по своим делам киевляне. Бежать было некуда…
— Ты зачем здесь? — дико вращая глазами, прошипел Блуд. — Уходи!
— Я о брате узнать пришел, — осмелился вымолвить Сирома. — Говорят, его Волчьим Пастырем прозвали, а ведь он всегда был тихим, робким…
В ошалелых глазах воеводы заметались сомнения.
— Тихим? — недоверчиво переспросил он.
— Верно, верно, — продолжая изображать ничего не ведающего простака?охотника, закивал Сирома. — Какой из него Волчий Пастырь? Ошиблись люди. Оклеветали братца.
Блуд вздохнул. Бледность спала с его лица, губы перестали трястись:
— Значит, ты о брате ничего не ведаешь?
— А где он? — наслаждаясь собственной игрой, спросил Сирома. — Мне б еды ему передать… — Он протянул воеводе узелок с хлебом. — Может, окажешь такую милость — отдашь ему? Иль скажи хотя бы — куда отнести…
Воевода оправил рубаху, пригладил руками рыжие космы:
— На тот свет отнеси, коли сумеешь. Братца твоего киевский люд камнями забросал, а тело его бездыханное я сам в Гнилом овраге, что за городищем, землей прикрыл.
— Где?где? — изображая отчаяние, прошептал Сирома.
— В Гнилом овраге. — Указывая дорогу, воевода махнул рукой. — Выйдешь из северных ворот, полдня на полночь пройдешь и увидишь. Там, верно, у зверья пир горой — так что не минуешь…
Блуд говорил правду — он и впрямь зарыл в Гнилом овраге своих аварцев… Ведь надо же было ему кого?нибудь закопать! А то еще надумает кто проверить — вправду ли он выкинул мертвеца из города. Вон хотя бы тот же Варяжко — до сей поры не перестал коситься, да и простака?охотника нашлось куда отправить.
Блуд поежился. Уходя из городища, Выродок строго наказал — никому не сказывать о его спасении. Воевода не хотел вновь почувствовать на своем горле невидимые пальцы смерти. Наткнувшись на черноглазого охотника, он сперва испугался — решил: затевая новые козни, Выродок подослал брата, — но наивность пришлого успокоила его. Даже стало жаль маленького и глупого Выродкова братца. Пускай уж сходит, поплачет на могилке. Аварцы были верными рабами, и не случится ничего худого, коли над их прахом прольет слезу этот черноглазый простак.
Удовлетворенный ответом воеводы, Сирома зашагал к Гнилому оврагу.
Еще не свернув в поросшую ивами и ольховником ложбину, он увидел на ее дне разрытую зверьем яму, а внутри — полуобглоданные человеческие кости. Часть из них уже растащили оголодавшие звери, а над немногими оставшимися, хрипло каркая, усердно трудилось воронье. Подходить ближе Сирома не стал — еще издали он узнал в валяющемся в яме клубке шерсти волчью безрукавку Егоши. Усмехнулся и пошел прочь…
А спустя всего?то два десятка дней чутье упредило Сирому о приближении врага. Едва удавалось смежить веки и погрузиться в дремоту, как из темноты сна на него вылетал разгневанный жеребец с трепещущими от ярости тонкими ноздрями. Жрец вскрикивал, просыпался и до утра мучил себя догадками — о каком враге силился упредить его ведогон — бесплотный охранник спящего. «Увидеть во сне лошадь — встретить врага», — эту всем известную примету Сирома помнил с детства, но Выродок был мертв, а кто еще смел угрожать Велесову жрецу? Оставался только Ратмир… Кто освободил оборотня и зачем, Сирома не ведал, однако, пораскинув мозгами, решил не искушать судьбу и убраться из Стаи, пока Ратмир не нашел ее. Тем более что оборотни не оправдали его надежд. Стремясь найти покорных рабов, жрец обрел лишь хлопоты и заботы. Стая отличалась от прежнего слуги Сиромы — бессловесного Блазня. Оборотни требовали от вожака внимания. Он обязан был улаживать то и дело возникающие мелкие споры, делить добычу, водить Стаю на охоту, заботиться о заболевших и, помимо прочего, без конца отвечать на назойливые вопросы. Особенно донимал волхва Саркел. Проклятому нежитю ничего не нравилось, даже вызвавший средь оборотней бурю восторга налет на Киев.
— Мы ничего не добились, лишь заставили людей возненавидеть нас еще сильнее, — сказал он, и, как ни странно, многие согласились с ним. Чуя, как власть утекает из рук, жрец злился, но Саркел умело заботился о нуждах Стаи, и Сироме приходилось мириться с его упрямством. Не самому же печься о слугах?оборотнях! А после Русальной недели, не спрося позволения, Саркел взял с собой троих нежитей и отправился на поиски Нара. На справедливое возмущение Сиромы Стая ответила ледяным молчанием. Жрецу не удалось выдавить из угрюмых нежитей ничего, кроме вялого обещания:
— Саркел вернет Нара… Нар нужен нам…
С того дня Сироме самому пришлось кормить и водить Стаю. Нежданные обязанности свалились на него как снег на голову, и приближение Ратмира лишь ускорило уже давно предрешенную развязку. Опасаясь его мести, Сирома оставил Стаю. Жрец долго запутывал следы и ночевал лишь на деревьях, но прошел день, другой, и, разумно полагая, что Ратмир отказался от мщения, Волхв успокоился. Сталкиваясь с Сиромой много лет, вожак Стаи уже давно привык к его злым выходкам, и та была для него не самой обидной. Ведь, покинув Стаю, жрец признал свое поражение. Придя к такому решению, Волхв отправился в свое излюбленное логово, поближе к капищу Скотьего Бога.