Вдруг шустрый зверек опустился на все четыре лапки и бросился к постели. Егоша мгновенно развернулся в ту сторону и увидел, что зверек остановился, потом заметался и растерянно оглянулся. Тут же сзади, где лежала рукоять, послышался тихий свист. Рогнеда подняла голову, уставилась на середину горницы, и ее лицо озарилось багровым всполохом. Белая у него внутри просто завыла от ужаса — давно она так не напоминала о себе, — забилась и стала рваться наружу. Он понял, что происходит у него за спиной, — теперь главное не думать, потому что Сирома может слышать мысли, угадывать намерения, — значит, надо действовать решительно и просто, как на охоте, — быть волком — так учил Нар.
— Попался наконец, — сказал жрец. — Теперь выйди ко мне, пришла пора нам помериться: кто кого?
Егоша крепко сжал Белую и повернулся к Сироме. Страшный вид багрового пламенного клинка его не смутил: жрец Белеса не мог пролить ничью кровь, и этот выросший из старой рукоятки меч в невидимых руках духа поразит только душу, это пострашней смерти, надо только, чтобы она хоть на вершок вышла из тела, и тогда ее уже не смогут подхватить жаворонки, летящие в ирий.
— Да зря ты на нее надеешься, — рассмеялся Сирома, — я вообще удивляюсь, как тебе удавалось столько времени морочить мне голову, грязный болотный червяк, ты ж никакой не колдун! Выходи!
Теперь было ясно, где жрец, — там, за Рогнедой, а здесь только послушный его воле меч, но Егоша об этом не думал, он чувствовал это всем существом, и его посох сам направлялся в ту сторону.
— Ну, держись, старый козел, — ответил он, закрыл глаза и отпустил Белую.
— Ха?а?а?а! — выдохнул Сирома, и огненный меч обрушился на растопыренные жуткие лапы, протянувшиеся к Рогнеде. Егоша мгновенно выпрямил руки и тщательно, со страшным усилием начертил концом посоха в направлении жреца огромный ослепительно белый крест — сверху вниз, а потом слева направо — и описал круг, обрывая невидимые нити, связывавшие душу Сиромы с его могучим Хозяином.
— А?а?ах! — словно забирая что?то обратно, прошелестел Сирома, и меч погас. На какое?то мгновение из тьмы соткалась его застывшая в страшных судорогах фигура, потом другая, и еще, и еще.
Егоша открыл глаза, опустил посох. Он не желал смотреть на предсмертные муки своего врага, достаточно было знания, что тот мертв. Теперь никто на этой земле не смел угрожать Владимиру.
Теперь никто на этой земле не смел угрожать Владимиру. Возможно, пройдет еще немало лет, прежде чем он, поняв, для чего призван, примет новую веру, но Егоша уже не хотел ждать этого мгновения. Он и так сотворил невозможное — вмешался в игру богов и наперекор им победил своих недругов. Он отомстил, но ожидаемой радости не почувствовал — только неимоверную усталость…
Он пошел к двери. Сзади тихо всхлипнула Рогнеда. Когда?то по его воле погибли ее отец и братья, а она сама из гордой княгини стала жалкой игрушкой Владимира. У князя будет еще немало подобных игрушек…
— Я отомщу тебе за своих братьев, — сказала Рогнеда.
— Попробуй, — равнодушно ответил колдун. — Но знай, я не желал тебе зла. Ты мне была совершенно безразлична, мне и сейчас все равно: умрешь ты или нет.
Ощутив в его словах страшную, безжалостную правду, Рогнеда вцепилась побелевшими пальцами в край постели:
— А мой еще не рожденный ребенок? Ты и его хочешь убить?
Колдун устало вздохнул:
— Я никого не хочу убивать. А если ты хочешь, чтобы твой ребенок жил, — почему не скажешь о нем Владимиру? Князь пожалеет сына…
Колдун уже скрылся за дверью, и даже постукивания посоха замерли вдали, а Рогнеда все еще слышала его слова. Владимир пожалеет сына, а она? Почему эти долгие месяцы она не желала даже думать о ребенке, почему не вспомнила о нем, поднимая на его отца заколдованный меч? Чем она лучше Владимира? Он убивал чужих, а она ради мести готова была пожертвовать родным сыном! А ведь когда?то она не была такой. Она любила и жалела всех… Выродок все врет! Это все сотворил с ней он! Проклятый колдун ворвался в ее жизнь и вывернул ее наизнанку, словно волк?оборотень звериную шкуру.
Двери вновь распахнулись. Рогнеда соскочила с кровати, двинулась навстречу пришельцу, но, не желая глядеть на нее, Владимир отвернулся.
— Ты умрешь. Так решено, — стоя на пороге, твердо сказал он.
Умереть?! Княгиня была готова к смерти, но прежде она сумеет расплатиться с тем, кто осмелился лишить ее счастья! Она скажет Владимиру все, что скопилось на душе! Метнувшись к князю, она упала на колени и покорно подставила шею:
— Убей меня! Я заслужила смерти, но этой ночью я не лгала тебе. Я радовалась твоей близости, как любящая жена радуется близости мужа, и никто, даже боги, не увидят лжи в моих словах!
— Ты… — Владимир не хотел глядеть на княгиню, но взгляд сам потянулся к ее белой шее и наконец устремился к откровенным, блестящим, будто в лихорадке, глазам. Еще никогда половчанка не казалась Владимиру столь красивой.
— Убей меня! — еще раз вскрикнула Рогнеда. — Но помни — ты убьешь и своего сына!
— Сына?!
— Да. Во мне живет твой сын.
Новость ошарашила Владимира. Он не ощутил радости, но невероятная гордость захватила все его существо. У него будет сын! Первый сын — наследник Киева! Не ведая, что сказать, он удивленно развел руки в стороны: