— Отпусти! — завыла Белая. — Ты все равно не вынесешь моего бремени! Ты — человек…
Захлебываясь холодной жижей, Егоша выдавил:
— Я — Выродок.
А потом жижи стало меньше. Она уже не лилась потоком, а только слегка смачивала губы. И туман стал таять, обнаруживая под собой что?то бледно?желтое, неподвижное, мертвое. Егоша разжал зубы, кувыркнулся вниз. Ожив, желтая пелена скользнула под него, бережно подхватила, подтянула к спасительной ели.
— Блазень… — чуя неладное, всхлипнул Егоша.
— Я ухожу, — печально отозвался тот. — Она всегда была сильнее меня.
— Нет!!!
— Но ты оказался сильнее ее, — не обращая внимания на стон болотника, продолжал Блазень. — Теперь она отдала тебе свою душу. Это тяжелая, предназначенная лишь нежитям ноша. Но ты справишься…
Он начал захлебываться. Отрываясь от желтого тела Блазня, по болоту поползли мелкие клочки тумана. Превращаясь в росные капли, они оседали на влажной пелене мха.
— Я не смогу тебя вытащить отсюда, — уже совсем тихо шепнул Блазень, — но и она не возьмет…
Еще один клок тумана покинул его.
Нежить слабо взвизгнул, заторопился:
— Волхву не верь… Он не пускал меня на твой зов, хотя все знал! Ты для него никто… Он убьет тебя, если встретит. Берегись… И не зови его больше. Иначе придет… Чтоб убить…
Блазень вздохнул. Последний, уцелевший ярко?желтый клочок разорвался надвое. Маленькое туманное облачко проплыло мимо Егошиного лица, коснулось его щеки. Силясь уцепиться за ускользающую душу нежитя, болотник вытянул руки, но клочок протек между его пальцами и распался в воздухе крупной блестящей росой. И тут же, словно желая полюбоваться этим зрелищем, из?за леса поднялся могущественный Хорс. Нежными лучами он прикоснулся к Егошиному лицу, ощупал его истерзанное тело, в испуге отшатнулся от покрытой черной коркой раны на груди болотника и совсем спрятался за блеклыми утренними облаками, услышав плеснувший из его ставшей уже не человеческой души голос:
— Ненавижу! Всех ненавижу!!!
ГЛАВА 14
Варяжко так и не забыл глаз убитого им болотника. Лица его вспомнить не мог, а глаза помнились — полыхали зеленым светом, жгли душу стыдом. Княжий обоз прибыл в Полоцк лишь к закату. Не желая смириться с потерей гридня, Ярополк весь день гонял ратников по лесу.
— Сам бы он ни за что не ушел, — упрямо отвечал князь на сказки Помежи, но настырный боярин бродил за ним хвостиком и без умолку твердил:
— Он мне сказывал, что едва о родне подумает — ноги сами к дому бегут, а тут до Приболотья рукой подать — вот и ушел…
Но обмануть Ярополка оказалось не так просто, как думалось, и, невзирая на все старания боярина, князь упорно заставлял людей шнырять по лесу, время от времени выкликая пропавшего воя. Лишь к середине дня сдался, махнул рукой:
— Поехали! Ляд с ним!
У Варяжко будто камень с души свалился, и остальные повеселели, а все?таки до самого городища то тут, то там слышалось имя Выродка — любой едва знавший болотника уный старался выдумать свою историю о его странном исчезновении.
— Болотная Старуха его приманила, туманом обратила и мимо стражей провела, — робко предполагал один.
— Дурной ты! — насмешливо обрывал его другой. — Все в мамкины сказки веришь! Ушел он, как жил, тайком да тишком, и хорошо, коли потом не обнаружится, что с ним вместе пропало кое?что из Ярополкова добра…
— Да куда он уйти мог? Болота кругом.
— В болоте?то ему самое место, гаденышу…
«Верно, там его место», — покачиваясь в седле, уговаривал себя Варяжко, но зеленые глаза болотника смотрели на него из темных лесных зарослей, косились из сочной травы и обвиняли, обвиняли, обвиняли…
В Полоцке обоз ждали, и, едва показались стены городища, к Рогволду помчались гонцы с известием, что наконец прибыл киевский князь с дружиной. Однако, блюдя приличия, Рогволд навстречу не торопился, а, дождавшись, пока обоз въедет в его ворота, неспешно вышел на крыльцо. За ним шумной толпой высыпала челядь. Эти не церемонились и, находя среди киевлян старых знакомцев, заулыбались, загомонили на разные голоса.
Настена стояла рядом с княжной. В нарядном голубом летнике и высоком, шитом бисером кокошнике она вовсе не походила на ту оборванную девчонку, которую Варяжко оставлял на лечение знахарю. Увидев нарочитого, она сорвалась с крыльца, кинулась к нему, вцепилась в стремя. Судача о смелости девки, вокруг зашумели. Кто?то осуждал: нехорошо этак открыто кидаться на мужика, кто?то одобрял: любовь не болячка, нечего ее от людей таить, а большинство беззлобно подшучивало — редкая встреча обходилась без подобных забавных случайностей.
— Эх, везет тебе, нарочитый! — завистливо сказал кто?то. — Такая красавица на шею кидается!
«Какая красавица?» — удивился было Варяжко и вдруг понял, что это говорят о Настене.
— Эх, везет тебе, нарочитый! — завистливо сказал кто?то. — Такая красавица на шею кидается!
«Какая красавица?» — удивился было Варяжко и вдруг понял, что это говорят о Настене. Раньше ее так никто не называл — кликали малолеткой иль девчонкой…
Он наклонился, вскинул девку в седло и с удивлением ощутил, как она повзрослела. Еще весной она едва доставала до его груди, а теперь склонилась ему на плечо. Выпавшие из ее косы завитки волос защекотали щеку воя, теплые ладошки легли поверх его сильных пальцев. От неожиданного смущения Варяжко поперхнулся и зашелся кашлем.