— Не о том ли Антипе речь, который на Припяти живет?
— О нем самом, — тщательно оттирая руки мокрым пучком сена, подтвердила древлянка.
— Он моего сыночка вылечил. Добрый человек, — осмелев, обрадовалась Пряша. Услышав о знакомце, даже запамятовала о беде. — Передай ему от меня низкий поклон. А ты, нарочитый, прости за худое слово. С горя я…
Варяжко хотел ответить, но древлянка перебила:
— Был Антип добрым, а нынче мертвым стал. Убили его.
Сердце у нарочитого подпрыгнуло. Ну, сейчас пойдет болтать о нежитях и духах, людей тревожить, но, поймав его предупреждающий взгляд, древлянка загадочно приподняла бровь и договорила:
— Злые люди его убили. Сирота я теперь.
Варяжко перевел дух. Знахарка начинала ему нравиться. Может, баба и была слишком нахальна и ухаписта, а все?таки умом не обделена.
— Сиротой? — горестно пробормотала Пряша и вдруг встрепенулась: — А ты ко мне приходи! Дом у меня большой, родни немного. Будем вместе жить. Ты ведь сыночку моему как вторая мать! Антип твой сказывал, что без твоей заботы мальчонка никогда бы не поднялся.
— Может, и приду… — задумчиво протянула древлянка.
По ее глазам нарочитый понял — умная тетка прикидывает, как окажется удобней и выгодней. Он усмехнулся и вышел, оставив баб одних. И без его догляда они столкуются, а древлянка уж всяко не прогадает!
Увидев его, поджидавший на дворе Рамин заинтересованно встал:
— Ну, как?
— По всему видать, будет скоро у нас в Киеве своя скотья знахарка… — глядя на небо, лениво откликнулся нарочитый. Ему вдруг стало холодно и одиноко под серыми, грозящими рухнуть на землю облаками. Грудень уже миновал, и просинец кончался, а Морена все не уходила со двора, студила землю, покрывала ее ледяной корой, радовала ребятню снегом, томила Варяжкино сердце ночным плачем…
Из конюшни доносились приглушенные голоса женщин.
«Настена бы с ней поладила», — вслушиваясь в спокойный голос древлянки, подумал Варяжко и горестно взглянул на Рамина:
— Худо мне…
Старый сотник сочувственно, опустив глаза, вздохнул:
— Не мы свою жизнь вершим — боги нашу судьбу решают. Может, еще сладится все. Ты о ней поменьше вспоминай…
Они вышли на улицу. Вокруг, торопливо похрустывая ногами по намерзшему за ночь насту, сновал трудовой люд. Чуть не сбив Рамина с ног, промчался куда?то один из сторожевых. Сотник ловко прихватил его за рукав, вернул обратно:
— Ты что, нарочитого не углядел?!
— Прости. — Кметь склонил голову.
— Куда бежишь?то? — милостиво поинтересовался Варяжко.
Озорные глаза парня блеснули восторгом:
— Говорят, к Горыне друг пришел с ватагой. Охотники, с Мутной. Они такие байки сказывают, что волосы дыбом поднимаются. Болтают, будто своими глазами видели в лесу стаю волков, а средь них — самого Волчьего Пастыря! Босиком, говорят, по снегу бежал, а вокруг него — волки!
Рамин отпустил сторожевого, и тот мигом растворился в толпе.
ГЛАВА 20
Егошу разбудили встревоженные голоса у влаза. Возле его норы шел спор, но, даже не вслушиваясь, Егоша понял, что пришли за ответом.
— Не пущу! — загораживая влаз, заявила Рала. Ее темные волосы разметались по плечам, а на лице застыло такое решительное выражение, что, опасаясь ввязываться в драку с шальной бабой, посланные за Егошиным ответом оборотни толкались снаружи и силились на словах переубедить упрямую оборотниху.
— Нас Ратмир послал, — отважился сказать кто?то. Рала оскалилась:
— Ну и что?! Все равно не пущу! Он — мой!
— Да никто его от тебя забирать и не хочет! — наперебой принялись урезонивать ее посланцы. — Мы только спросим, что он надумал, и все.
Рала огрызалась и не отходила.
Егоша усмехнулся. Оборотниха была ему погодкой, но тревожилась за него, будто мать за неразумное дитя. Опекая, следила за каждым его шагом, и чуть что — вставала на защиту. Подобное отношение и смешило, и пугало Егошу. Болотник боялся не за себя — за Ралу, готовую перегрызть глотку любому его обидчику. А коли тот окажется сильнее?
Болотник встал, подошел к оборотнихе и, приподняв двумя пальцами ее подбородок, вгляделся в темные, затопленные гневом глаза:
— Не горячись, я сам разберусь.
Рала сморгнула и покорно отступила. В дыру влаза опасливо свесился молодой, безусый Ратмиров посланец. Не позволяя ему спуститься, Егоша сразу, будто выплевывая застрявшую в горле кость, сказал:
— Передай Ратмиру — жизнь мне дороже.
Посланник стрельнул быстрыми глазами по сторонам, втиснулся в землянку чуть глубже — видать, очень хотелось разглядеть поближе жилище того, кого испугался сам Нар. Хоть Егоша никому и не рассказывал о том, давнем случае, но слухи как?то просочились, и теперь все знали о затаившейся в нем могучей и опасной Морениной помощнице.
— Ты что, глухой? — подступил к нему Егоша. — Я сказал — «ступай к Ратмиру»!
Голова исчезла.
— Я боюсь, — тихо призналась за Егошиной спиной Рала. Ноги болотника подкосила внезапная слабость. Страх боли сковал тело, делая его мягким и безвольным. Ощущая во рту горьковатый привкус, болотник опустился на пол, здоровой рукой притянул к себе притихшую оборотниху:
— Я тоже…
Она ткнулась головой в его шею, заскулила. Вот уж не думал, что, теряя руку, ему придется кого?то утешать, кроме себя.