— Ничего. — Старик вытянул откуда?то из клети плетеные лыжи, ловко нацепил их на ноги. — Я к ней с добром иду, со словом Божьим.
— С чем? — не понял Сирома. Старик усмехнулся:
— Мой Бог учит, что доброе слово от любой хвори помогает, а святая молитва от всех бед и злых заговоров — самое верное средство!
Сирома едва сдержал рвущийся изнутри рык. Так вот кем оказался старик! Злейшим недругом! Одним из предавших Сироминого Хозяина! Он зябко повел плечами. Ему и раньше приходилось встречать поклонников нового Бога, но обычно это были пришлые — варяги иль греки, иногда даже болгары, но верующего в Христа древлянина он видел впервые.
— Чего дивишься? — засмеялся старик. — Иль не слышал о новом Боге?
— Слышал, — закусил губу Сирома.
Неожиданное прозрение накатило на него, торопя в путь. Видно, сами боги решили помочь ему, столкнув с этим стариком! Что может служить лучшей жертвой гневающемуся богу, чем предавший его раб?!
Шагая за Антипом, Сирома вспоминал, какой ненавистью зажигались глаза хозяина, когда он слышал об отступниках. Он будет рад, очень рад, если Сирома подарит ему душу этого старика.
Он будет рад, очень рад, если Сирома подарит ему душу этого старика. И радуясь, он простит Сирому — придет, как приходил раньше. А если не захочет прийти, то хотя бы выслушает…
— Сюда, — Сирома нырнул под еловые ветви. Ничего не подозревающий Антип толкнулся длинным шестом, скользнул за ним. Сирома обернулся. Нет, не здесь. Печище было еще близко, а капище Белеса — круглая лесная поляна — далеко. Тащить труп через весь лес, оставляя приметные для любого опытного охотника следы, — дело опасное.
Пытаясь успокоиться, Сирома завел разговор:
— Говорят, твой Бог добр и всех прощает. Даже врагов…
— Да. — Антип обрадованно подобрался к нему поближе, задышал в спину. — Он учит любить и жить в мире.
Сирома давно знал все заповеди Велесова врага, но, изобразив удивление, споткнулся, даже чуть приостановился, заглядывая в освещенное внутренним сиянием лицо старца.
— Странный Бог…
— Сперва я тоже так думал, — признался старик. — Но варяг, который жил у меня летом, многое объяснил. Он сказал, что мы боимся своих богов, а этого Бога не надо бояться. Он отдал за нас жизнь и умер, искупая содеянное нами зло. Он любит и заботится о нас. Он — правда, а остальные боги — ложь и темнота!
Этого Сирома уже не смог вынести. На ходу вытянув из?за пояса нож, он развернулся и резким движением всадил клинок в незащищенное горло старика. Тот еще какое?то время стоял, удивленно глядя на Сирому, а потом медленно сполз по воткнутому в снег шесту к ногам жреца и, хлюпая кровью, прошептал:
— За что?
Вытирая окровавленный нож о подол его рубахи, Сирома скривился в улыбке:
— Ты предал Белеса. Ты посмел назвать его ложью! Это — его месть!
Понимание сверкнуло в глазах умирающего.
— Волхв… — просипел он.
Сирома не ответил. Ему еще надо было потрудиться — нарезать гибких прутьев и сплести из них что?нибудь наподобие волокуши — не попрешь же тяжеленного старика на своей спине! Да и мараться о его нечистую кровь не хотелось.
Деловито нарезая ветви, он даже не глядел в сторону захлебывающегося кровью Антипа и повернулся, только когда, сопротивляясь смерти, тот задрожал в последних конвульсиях. Губы старика шевелились, выдавливая что?то неразборчивое. «Просит прощения у наших древних богов», — догадался Сирома и подошел поближе, чтобы самому услышать покаянные слова умирающего. Но не услышал… В последний раз вскинув к небу уже теряющие блеск жизни глаза, старик отчетливо произнес:
— Прости меня, Господи! Прими душу мою… Дернулся и замер, по?прежнему глядя в небо. Сирома попятился. Он не мог понять, чем его напугали предсмертные слова старика, но почему?то захотелось бежать прочь от его мертвых глаз и раскинутых рук. Но ради Хозяина он должен был постараться. Пересиливая страх, Сирома подошел к Антипу, дернул его, силясь втащить на самодельную волокушу. Осевшее в снег тело не поддавалось. Разозлившись, Сирома ухватился за ворот стариковской рубахи и дернул сильнее. Холстина громко затрещала и, обнажая поросшую седыми волосами грудь мертвеца, подалась в стороны. Выглянувшее из?за туч солнце пробежало лучами по его бледной коже и вдруг слепящей, огненной вспышкой вонзилось Сироме в глаза. Жрец охнул и, чуть не ткнувшись носом в живот мертвого Антипа, упал на четвереньки. А когда протер ноющие глаза, то увидел прямо перед собой на груди мертвеца сияющий крест — оберег нового Бога. Это о него споткнулся солнечный луч и, испугавшись незнакомого знака, прыгнул в глаза Сироме! Новый Бог не хотел отдавать своего слугу!
Сирома мог воевать с любым человеком или нежитем, но он не смел поднять руку на Бога, пусть даже чужого… Завывая, как побитая собака, он отполз от тела, пошатываясь, встал на ноги и, подобрав с земли упавшие колосья, двинулся к капищу.
Сомнения не тревожили его. Он сделал все, что мог. И он нес жертву, пусть маленькую, но жертву…
ГЛАВА 18
На небе уже полыхал золотым светом закат, когда в землянку Ралы, где жил Егоша, спрыгнул Ратмир. Поводя по сторонам зоркими глазами, он коротко велел: