Сказки были жуткими, но теперь все становилось явью! Теперь посох стучал за спиной самого Савела, а безжалостный колдун шел к нему, желая вырвать из груди его маленькое сердце!
Страх придал Савелу сил. Бросив кораблики, он развернулся и, стараясь не глядеть на Выродка, опрометью бросился к воротам. Скользкая глина поехала под его ногами. Не удержавшись, Савел отчаянно взмахнул руками и вдруг, уже падая, увидел торчащий из снега обломок старой бороны. Вернее, не сам обломок, а его острые, оскалившиеся на весь мир железные зубья. Савел извернулся, но непослушное тело летело прямо на эти усмехающиеся зубья. В последний миг. поняв, что это конец, паренек отчаянно закричал. Тотчас чья?то сильная рука рванула его в сторону, но успела только наполовину — боль пронзила не грудь, а лишь ногу Савела. Он еще успел разглядеть, как острый железный клин бороны вошел в его ногу и, вспарывая кожу, вылез с другой стороны некрасивым красно?бурым концом. А потом все окутала тьма.
Очнулся он вечером и, сразу все вспомнив, сжался в комок на твердом ложе. Он был не дома, но затянутая лыковыми повязками нога почти не ныла, и рядом с ним в маленькой, отгороженной от полыхающей жаром печи дощатой переборкой клети никого не было. «Бежать!» — забилось в голове Савела. Преодолевая головокружение, он сел и попытался спустить больную ногу с ложа. Пронзившая ее боль заставила мальчика вскрикнуть. Словно откликаясь на его крик, входная дверь распахнулась. В ее проеме холодом блеснуло острое железо. «Все. Не успел. Колдун вернулся, — падая обратно на солому, сжался Савел. — За мной пришел…»
Будь он помладше годами — непременно завопил бы, заплакал в отчаянии, но он был уже почти взрослым и хотел стать воином, а в материнских рассказах воины встречали смерть молча, сжав зубы. Едва сдерживая слезы и стараясь не думать о матери, Савел закусил губу. Только колдун почему?то не торопился рвать его на части своим крюком. Наоборот, отложил посох, подошел и легко прикоснулся длинными пальцами к его ноге:
— Не двигайся. Эта боль уймется нескоро, и хромать ты будешь всю жизнь, но коли теперь встанешь, то вовсе не сумеешь ходить!
Хромать? Савел испуганно расширил глаза. Но он же мечтал стать воем! Как же теперь… И только что без слез приготовившийся к смерти мальчишка заплакал от обиды. Уж лучше бы колдун убил его! Зачем ему жить, если мечта останется лишь глупой мечтой?!
— Почему ты плачешь? — совсем по?человечески удивился колдун. Савел сглотнул слезы. И чего он испугался? Что бы люди ни болтали, а колдун спас его. Это его рука отдернула Савела в сторону от смерти и не позволила ее проклятому жалу вонзиться в сердце, и он перевязал ему ногу, а значит, и убивать не собирался.
— Я хотел быть дружинником… — сглотнув комок в горле, признался Савел. — А как хромым…
— О?о?о, — усмехнулся колдун. — Недостаток можно превратить в достоинство. Я же не сказал, что ты станешь хуже двигаться. Многие бойцы становились великими, будучи хромыми, слепыми и даже безрукими. Для настоящего воина важен дух, а не тело, А научиться пользоваться увечьем как преимуществом достаточно просто. Только захоти.
Говоря это, он подкинул в печь сухих поленьев, и клеть озарилась льющимся из?за перегородки мягким светом.
Только захоти.
Говоря это, он подкинул в печь сухих поленьев, и клеть озарилась льющимся из?за перегородки мягким светом. Усевшись на лавку напротив Савела, колдун устало откинул голову, уперся затылком в стену. Савел впервые видел его так близко и, желая рассмотреть получше, приподнялся на локте, вглядываясь в его спокойное лицо. Выродок оказался вовсе не страшным, немного грустным и очень?очень усталым. Так выглядят люди, прожившие долгую и наполненную невзгодами жизнь. Но он был еще молод…
Его изрезанная свежими шрамами щека подрагивала, и внезапно Савелу стало жаль колдуна. Клеть была тесной, и, протянув руку, мальчишка мягко коснулся пальцами шрама на лице задремавшего Выродка. Мгновенно согнувшись, тот отдернул голову и, оглядев испуганного Савела, глухо сказал:
— Не трогай меня, мальчик. Смерть ходит рядом — я чую ее дыхание и чувствую свою усталость. Я жив лишь потому, что еще жив мой враг, но я не уверен, что переживу его. А если ты прикоснешься ко мне перед моей смертью, твоя жизнь станет мукой…
Замолчав, он вновь откинулся назад. Савел уже не боялся.
— Почему? — вытянув шею, поинтересовался он.
— Потому что моя сила разорвет тебя… — коротко ответил колдун.
Савел хотел было спросить, как разорвет, — но дверь распахнулась, и, ежась от вечерней прохлады, в избу вошла женщина. Как все киевляне, Савел знал мерянку. Ему нравилась ее молчаливая доброта и красивое лицо, но люди поговаривали, что она продала свою душу колдуну, и никогда раньше Савел не решался даже подойти к ней. Зато теперь глядел во все глаза. Скинув серник, мерянка зябко потерла ладони и чуть улыбнулась приоткрывшему глаза Выродку. Не ответив на ее ласку, тот выпрямился:
— Где ты была? Почему я должен ждать? Улыбка на устах мерянки погасла, плечи жалко опустились:
— На реку ходила. Глядела, как лед сходит… Савелу было безумно жаль ее пропавшей улыбки, как зачастую жаль ушедшего за тучку солнечного света, однако колдун и не подумал ее утешить. Думая о чем?то своем, он замотал головой: