— Я помню, — через силу выдавил Варяжко.
— Вот и ладно, — вздохнул Волчий Пастырь. — Значит, будет нам о чем потолковать. Былое помянем, о делах нынешних поговорим.
Ошарашенные лапотники переминались вокруг него, перешептывались, не понимая, что общего у Волчьего Пастыря с княжьим слугой. Зато нежить понимал отлично. Шагнул вперед и, не обращая внимания на вздыбившиеся перед ним копья стражей, качнул головой в сторону избы:
— В дом пойдем или здесь разговаривать будем?
На его макушке запеклась кровь, а чуть выше скулы по бледной коже тянулась длинная ссадина. Он был пленником, но не сдавался. Краснея от стыда и досады, Варяжко кивнул:
— В дом. — И махнул стражам: — Пустите его.
Парни опустили оружие, отступили от нежитя. Довольно оскалившись, тот пошевелил связанными за спиной руками и принялся неторопливо подниматься на крыльцо. Толпа стихла, сопровождая каждый его шаг дружными, короткими вскриками.
— Берегись его, нарочитый! — громко выкрикнул кто?то.
Варяжко посторонился, пропуская в избу Волчьего Пастыря, и шагнул следом. Потам увязался было за ним, но нарочитый придержал его:
— Здесь обожди.
И, не объясняя, захлопнул дверь перед лицом старинного друга. Упершийся ладонями в теплое, согретое солнцем дерево Потам прильнул лбом к дверям. Что?то было не так, но что? Что случилось меж этими двумя после его поспешного бегства из Киева? О чем они могли толковать?
Застонав, он осел на крыльцо. Из толпы выступили наиболее отважные мужики, присели рядом.
— Может, войти? — робко предложил, один из них. Потам покачал головой:
— Не надо. Нарочитый сам с нежитем разберется…
А Варяжко не то что с нежитем — с собой разобраться не мог! Шел за своим пленником как гость за хозяином, терялся в догадках. Зато болотник чувствовал себя словно дома. Если бы не веревки на руках, никто бы и не догадался, что он пленник. С порога обежав глазами горницу, он поморщился, вздохнул:
— Вот люди — добра скопили, а ума не нажили… — И замолчал.
Собравшись с духом, Варяжко прошел мимо него, уселся за стол. Под весом нарочитого лавка тяжело заскрипела. Словно прислушиваясь к ее жалобе, болотник склонил голову к плечу, а затем решительно уселся напротив Варяжко.
— Ты ж меня не боишься, как эти? — Он мотнул подбородком в сторону двери и добавил: — Мог бы и развязать по старой памяти.
— Может, лучше сразу отпустить? — нашелся нарочитый.
Глаза болотника потемнели:
— Вину чуешь?
Стараясь совладать с бушующими внутри мыслями, Варяжко ответил:
— Не тебе о вине болтать! Судить меня может только болотник, которого я убил.
В глазах нежитя промелькнуло недоумение:
— Болотник? А я кто же, по?твоему?
— Нежить. Мертвяк.
— И с каких это пор ты стал в нежитей верить? — Волчий Пастырь вытянул под столом длинные ноги, откинулся к стене. Из?за связанных сзади рук он сидел немного боком, и поэтому Варяжко казалось, что пленник смотрит куда?то мимо него.
Из?за связанных сзади рук он сидел немного боком, и поэтому Варяжко казалось, что пленник смотрит куда?то мимо него. — А что, коли не утоп я в том болоте — выбрался? В это поверишь?
— Нет.
— Тогда слушай, — скосился на нарочитого Пастырь. — Верь иль не верь, а из трясины я выкарабкался. Я с Болотной Старухой с малолетства знаком, все ее шутки знаю как свои пальцы. Верно, и она меня признала — вот и выпустила на сушу, от ран подыхать. И умер бы я вам на радость, но подобрали меня лесные братья.
— Кто? Кто? — переспросил Варяжко. Поневоле рассказ пленника стал занимать его.
— Те, кто подальше от людей живет, в лесу. Они меня выходили и к себе взяли. А коли мне не веришь, спроси у моего побратима, что в порубе остался.
Все еще сопротивляясь разумным речам пленника, Варяжко возразил:
— В порубе оборотень сидит. Что с ним разговаривать!
— Какой оборотень? — Брови пленника поползли вверх, лоб прорезала глубокая складка. — Его уж чем только ни морили, чтоб в волка обратить, а он как был человеком, так и остался. Спроси у кого хочешь…
Постепенно Варяжко стал успокаиваться. Если подумать, то объяснение Выродка было разумно, разве не мог болотник выжить? Разве мало скрывалось по лесам сбежавших от жестокости хозяев смердов и разве не могли они втайне от людей собраться в целое лесное печище?
И только он расслабился, понимая, что нелепый бред про Волчьего Пастыря и оборотней всего лишь выдумки напуганных волками лапотников, как, резко подавшись вперед, болотник лег локтями на стол:
— А теперь, когда ты очухался, пора к делу переходить!
Варяжко отшатнулся от перекошенного ненавистью лица пленника. Неужели этот озлобленный на весь свет человек — Настенин брат? Губы нарочитого округлились, выпуская на волю единственное слово:
— Егоша…
Болотник вздрогнул. Скорбная тень пробежала по его лицу, утонула в бездонных черных зрачках.
— О ком ты, нарочитый?
Его равнодушный голос не обманул Варяжко. Что?то шевельнулось в душе нарочитого, и теперь перед ним оказался не просто пленник, а Настенин брат. Она?то небось его уже оплакала… А как здорово было бы прямо из Порешек рвануть в Полоцк, отыскать там Настену и показать ей братца! Тогда она простила бы Варяжко, обняла, прижалась, как когда?то давно…