— Так. — Тяжелые ладони Горыни рухнули на стол. Тот качнулся, хрустнул, но дубовые ноги выдержали — устоял. — Рамин от любой тени неспроста шарахается. Выродок ничем не гнушается — мог и порчу навести. Этому любой с малолетства учен. А если я прав, то никто из нас не должен спокойно смотреть, как болотник к князю подбирается и друзей наших себе под ноги в грязь укладывает. Сегодня он Рамина свалил, завтра к Дубреню подкатится, потом Блуда осилит, а дальше — станет воеводой и приберет к рукам твое золотишко, Помежа, и твои богатства, Ситень… Так то….
От этих уверенных слов Помежа сжался в комок.
— Ну, это уж ты через край хватил…
— Ты так думаешь? — ехидно поинтересовался у скорчившегося боярина Блуд. — Чего же не уходишь? Трусишь?
Тот совсем сник. А Блуд продолжал:
— И Варяжко нынче к княжьему двору, словно на смертный бой, шагал. А коли скажет он, будто в тот миг не желал крови Выродка, — не поверю! Только болотник честного поединка не стоит. И платить за его смерть своей головой тоже неумно. Я другое предложу…
Лавка протяжно заскрипела — Помежа ерзал по ней, в нетерпении вытягивал тонкую шею. Губы боярина шевелились, в глазах замер немой вопрос. Блуд покосился на него:
— Здесь я тех собрал, кто отправляется завтра с Ярополком в Полоцк. Возле Полоцка много лесов и болот. Может, Выродок вспомнит о родном печище? Может, под покровом ночи уйдет к родичам да там и останется? А потом сыщется средь нас человек, который поручится, что говорил Выродок, будто тянет его в родные места и будто желает он оторваться в пути от княжьего обоза… Если б так — все бы вздохнули с облегчением.
Помежа все понял сразу. Варяжко не успел еще и половины сказанного уразуметь, а узколицый боярин уже обрадовался, засиял восторженной улыбкой:
— Я, Блуд. Хочешь — я скажу князю, якобы слышал от Выродка подобные речи?
— Ты и скажешь, — насмешливо кивнул воевода. — Ты ведь нам помочь ничем иным не сможешь. Кровь?то не любишь…
Теперь до Варяжко дошел смысл сказанного. Грязное дело затеял Блуд — подлое и низкое, как его душонка. Такое только сам Выродок мог придумать.
— Так не пойдет, Блуд, — отчетливо произнося каждое слово, вымолвил Варяжко.
Рыжий воевода скользнул к нему, склонился, сузил хитрые кошачьи глаза:
— Не пойдет?! А Рамина ты забыл? И обиду Потама простил? Это разве не подло было?
— Не забыл и не простил.
Рыжий воевода скользнул к нему, склонился, сузил хитрые кошачьи глаза:
— Не пойдет?! А Рамина ты забыл? И обиду Потама простил? Это разве не подло было?
— Не забыл и не простил. Только я уподобляться Выродку не хочу. С радостью сошелся бы с ним в поединке, а в спину нож — хоть ему, хоть кому другому не воткну!
Блуд выпрямился.
— Посмотрю, что ты скажешь, когда он тебе в спину нож по самую рукоять сунет да еще и повернет, чтоб побольней было.
— И тогда то же самое повторю! Выродок мне не ровня! — Варяжко встал и, не глядя на вытянувшиеся лица, вышел из избы. Его никто не остановил. То ли боялись, то ли растерялись.
После затхлого воздуха Блудовой избы улица пьянила теплыми ароматами осени. Вдалеке под холмом, роняя последние пожелтевшие одежды, гляделись в Непру стройные березы, а за широкими, вольными водами тянулись бескрайние поля. Кое?где уже жалобно темнела стерня, а многие еще похвалялись золотым волосом спелой пшеницы. Маленькие человеческие фигурки копошились вдали, увязывали скошенное в снопы.
«А ведь тоже — люди, — неожиданно подумал Варяжко. — Любят, мучаются, ненавидят. Из таких же, какие работают на том берегу, появился Выродок». Эта мысль ошеломила нарочитого. Почему?то раньше он считал лапотников чем?то вроде лошадей: главное — кормить их вовремя и от диких зверей оберегать, тогда, убирая урожай, они будут покорно гнуть на солнцепеке спины, а весной мять босыми ногами землю, тягая по ней тяжелые сохи и бороны. Варяжко коня своего нового, Вихра, и то больше почитал, чем почерневших от солнца и земли лапотников. Может, за это мстил Выродок?
Лучик жалости пробежал по Варяжкиной душе и померк. Вспомнился Рамин: сутулые плечи, потухшие глаза… Болотник должен заплатить за мучения старика! Но не так, как хочет Блуд!
Варяжко стремительно направился к дружинной избе.
Все ратники вскинули головы на неожиданно влетевшего в избу нарочитого. Все, кроме Выродка. Он даже не повернулся.
— Выродок! — гаркнул Варяжко. Тот с ленцой поднял взгляд:
— Чего надо?
— Выйди, разговор есть.
— Здесь говори, — равнодушно откликнулся болотник.
Паршивец нахальный! Варяжко подошел, сдернул наглеца с лавки:
— Тебя не Варяжко просит — тебе, сотнику, нарочитый приказывает! Иль ты не желаешь быть сотником? Могу за непослушание вновь тебя на конюшни отправить.
— Ха! — дерзко фыркнул тот, но к выходу двинулся.
Взгляды воев сверлили Варяжкину спину — казалось, до дыр протрут. Когда дверь захлопнулась, он вздохнул с облегчением.
Болотник повернулся:
— Пришел о Рамине выспрашивать? Так я твоего Рамина пальцем не тронул. Боги за меня заступились.
Гнев охватил Варяжкину грудь, заполыхал там Сварожьим огнем, выжигая зародившуюся было жалость к болотнику. Не в силах сдерживаться, он наотмашь ударил парня в лицо и свалил его на землю.