— А тебе?то что за радость? — отпуская руку Полевы, холодно спросил раскрасневшегося парня Антип.
Миролюб опустил руки, недоверчиво взглянул в потемневшее отцовское лицо:
— Ты что, отец?! Неужели не рад?!
— А чему радоваться? — Старик опустился на лавку, отодвинул в сторону свою поделку. — Тому, что нашем князем месть движет и, от нее ошалев, он под себя людские жизни мнет? Иль тому, что он брата убить желает?
Слова отца хлестали Миролюба будто плети. Что старик болтал?! У него под носом вершилось великое, а он чашки разрисовывал да кланялся идолу с оленьими глазами!
— Хватит, отец! — пытаясь совладать с охватившим его негодованием, рявкнул Миролюб. -Ты меня в Полоцк с князем не пустил, так в Киев я сам пойду и тебя спрашивать не стану!
Полева испуганно прикрыла ладошкой округлившийся рот и, сообразив, обеими руками обхватила старика. «Главное, чтоб отец с сыном не подрались, родной крови не пролили, — стискивая напрягшиеся плечи Антипа, думала она. — А слова забудутся». Не замечая ее усилий, Антип шагнул к сыну:
— Ты что говоришь?!
— А то и говорю, что не стану, подобно тебе, от войны бегать и трусость свою божьим словом прикрывать!
Набычившись, Миролюб исподлобья глядел на отца. Между ними и раньше были споры, но впервые он высказал все, что думал об отцовской вере, впервые открыто упрекнул старика в трусости. Сжимая кулаки, Антип постарался высвободиться из цепких объятий Полевы:
— Я многое повидал на своем веку, мальчик! Я повоевал, и никто не может называть меня трусом, но только к старости я понял, как ошибался. Одумайся, сын, не повторяй моих ошибок!
— Хватит! — Миролюб стукнул по столу кулаком. Расписная чашка подпрыгнула и, глухо постукивая резными краями, покатилась к краю стола. Полева едва успела подхватить ее — чтоб не разбилась. Занятая чашкой, она не видела, как Миролюб ушел, только услышала стук захлопнувшейся за ним двери и тяжелый, провожающий его стон. Не понимая, откуда доносится воющий звук, она вскинула глаза. Скорчившись, словно в коликах, Антип сидел на лавке и, сдавливая ладонями седую голову, тихо стонал.
— Что ты? Что ты? — Бросившись к нему, Полева зацепилась подолом за край стола, но, не обращая внимания на треск рвущейся ткани, обняла старика: — Он одумается! Одумается…
Антип поднял на нее покрасневшие от слез глаза:
— Нет. Он похож на свою мать. А она была очень упряма…
— Глупости! — Догадавшись, что делать, Полева вскочила и, на ходу набрасывая платок, кинулась к двери: — Я его уговорю! Верну!
Осенний тревожный ветер быстро пробрался под ее одежду, заставил ускорить шаг. Встречных было немного, и, не зная никого из них, Полева побоялась расспрашивать о Миролюбе.
Встречных было немного, и, не зная никого из них, Полева побоялась расспрашивать о Миролюбе. Озираясь и заглядывая во все дворы, она отправилась к высящимся над рекой стенам городища. Какое?то чутье тянуло ее туда. Повернув за угол последней избы, она увидела большую толпу.
— А Владимир как рубанул! — донесся оттуда хвастливый мужской голос. — И хоть верьте, хоть нет — одним ударом троих свалил!
Полева протолкалась сквозь ватажку внимающих хвастуну горожан и в самой ее середине увидела раскрасневшегося от собственной значимости парня в островерхой красной шапке. Гонец, сообразила она, растерянно оглядывая незнакомые лица теснящихся возле рассказчика мужиков. Миролюба среди них не было. Она уже начала было проталкиваться назад, как гонец заговорил о Рогнеде.
— Ее тамошний знахарь спрятал, — полушепотом, будто открывая страшную тайну, поверял он. — Добрыня его спрашивал, спрашивал, а правды так и не узнал. Совсем расстроился, а потом невесть откуда явился тот самый зеленоглазый, что давеча у нас в городище с Альбом подрался. «Я, — говорит, — княжну сыщу. Я колдун». И представьте — сыскал!
Пораженные слушатели дружно ахнули. Раздуваясь от внимания, гонец повысил голос:
— А еще я вам скажу, что он и верно колдун. Его даже Добрыня побаивается, хоть и ходит с ним не разлучаясь, будто с лучшим приятелем. Болтают, что колдун этот в Киев собирается, с кем?то там в сговор вступить хочет и весь поход наш от него будет зависеть!
— Ну, это ты хватил! — недоверчиво выкрикнул кто?то позади Полевы. — Наш князь за правое дело бьется, ему и без колдовства удача под ноги шелковый ковер постелит!
— Может, и так, — согласился гонец. — А только, когда мы из Полоцка уезжали, Выродок, так этого колдуна кличут, тоже из городища ушел. Я его у ворот видел, он по дороге не пошел, свернул в лес и пропал, словно блазень.
Обсуждая повадки странного колдуна и припоминая загадочную смерть Альвова брата, слушатели дружно загомонили, но Полева уже ничего не слышала. Ее грудь сдавило болью, в глазах в веселой пляске завертелись радужные блики, сжигая краски и звуки, слепое солнце рухнуло на голову.
— Эй, люди! Бабе худо! — завопил кто?то, подхватывая ее на руки.
— Водички ей, водички, — закудахтала узколицая женщина в простом платке. Рассказчик, а это именно он поймал Полеву, бережно плеснул ей в рот пригоршню воды из принесенного кем?то корца.
— Не в рот лей, а на лицо! — перекрикивая друг друга, посоветовали ему сразу несколько голосов.