— Попал!!! — донесся до него чей?то далекий радостный крик. А потом все пропало, будто вмиг нахлынувшая волна смыла с Егоши звуки и чувства.
Не испытывая ни боли, ни жалости, он взирал откуда?то сверху на свое рухнувшее в дорожную пыль тело, на примолкнувших, теснимых подоспевшими лучниками людей и на прибежавшую по зову нарочитого знахарку. Маленькая решительная женщина ползала над трупом, заглядывала ему в глаза, раздвигала его посиневшие губы и, окончив осмотр, разочарованно развела ладони в стороны:
— Он умер. То ли со страху, то ли камнем досталось…
Дуновением ветра Егоша скользнул к Блуду, налег ему на плечи. Тело не оживить ничем, если оно окоченеет. А становиться кромешником ему было еще рано. Незавершенные дела тянули назад…
Почуяв на закорках пробирающий холодом груз, Блуд встрепенулся.
Он не мог уразуметь, каким образом болотник вернется в это явно мертвое тело, но свое обещание помнил. Вернее, не само обещание, а давление ледяных пальцев на своем горле. Болотник велел ему не медлить…
Блуд поспешно нырнул в толпу и, на бегу поддерживая меч, припустил к княжьему терему.
Там, возле крыльца, красовались заготовленные для суда широкие полати, узорное кресло Ярополка и чуть ниже, в свежевырытой яме, — махонький столец пленнику. Негромко переговариваясь с обступившими его боярами, Ярополк ожидал появления взбудоражившего городище Волчьего Пастыря.
Растолкав нарочитых, Блуд кинулся в ноги князю:
— Люд киевский Пастыря камнями забил…
Еще продолжая улыбаться, Ярополк недоверчиво сморгнул:
— Что?!
— Волчий Пастырь мертв! Обсуждая новость, бояре зашумели.
— Так ему и надо, — перекрывая общий гомон, ехидно затараторил Помежа. — Теперь спалить останки и дело с концом!
Холод нежитя надавил на плечи Блуда, ледяные руки сомкнулись на шее.
— Да ты что?! — не на шутку струсив, взвыл воевода. — Я лишь самых именитых хоробров огню предаю, а ты нежитя этого?! Не позволю!
— А что же с ним еще делать?то? — растерянно пробормотал Помежа.
— Выбросить из городища! Жил он как зверь, пусть зверям на прокорм и достанется!
Слушая боярскую перебранку, Ярополк склонил голову к плечу, задумался. Вряд ли людям понравится погребение нежитя, уж лучше поступить, как предложил Блуд — выкинуть труп за ворота, подальше в лес, и забыть обо всем.
Князю уже изрядно надоела эта затянувшаяся история с Волчьим Пастырем. Приказывая боярам замолчать, он взмахнул рукой. Золотые жуковинья блеснули на солнце, разбежались отблесками по встревоженным лицам именитых киевлян.
— Делай, воевода, как решил, — велел князь. — А что пленник сам сдох, так это к лучшему — не пришлось руки марать.
Не дослушав, Блуд кинулся к воротам.
— Приказ князя! — рявкнул он, подлетая к телу болотника.
Окружившие мертвеца стражники послушно расступились. Блуд подошел к Варяжко, понизил голос:
— Не стоит толпу ярить… Пожалуй, отнесем пока его на мой двор, а ночью я сам его вывезу, куда подальше…
Нарочитый вгляделся в лицо воеводы. Темнил Рыжий, но в чем? Что таил за наивной голубизной глаз? Почему так спешил скрыть мертвого болотника от гнева толпы? Хотя тому тоже, верно, не понравилось бы всем на посмешище валяться в пыли посреди улицы… А он все же был Настениным братом…
Варяжко коротко кивнул. Обрадованный воевода отрядил кметей. Крепкие парни сноровисто укутали тело Выродка рогожей, потянули прочь. Зеваки увязались было за ними, но лучники заступили дорогу.
— Идите по домам, Добрые люди, — умиротворенно вымолвил нарочитый. — Волчьего Пастыря больше нет.
Откуда он мог ведать, что, едва втащив тяжелое тело в клеть, воевода выгонит всех прочь и, жадно отсчитывая удары, примется отчаянно давить на остановившееся сердце Выродка? Что, корчась от сползающей с его спины тяжести нежитя, прильнет ртом к синим губам мертвеца? И что, вновь распахнув бездонные зеленые глаза, его бывший враг ухмыльнется взмокшему от страха и напряжения Блуду:
— Вот видишь, как просто… А ты боялся…
ГЛАВА 29
Спустя несколько дней после налета оборотней на Киев Сирома нарочно отправился в городище узнать о судьбе болотника. Жрецу даже не понадобилось входить в ворота, чтобы услышать долгожданную весть — Волчьего Пастыря растерзала озверевшая толпа. Об этом болтали все — от возгреватых, беспорточных детишек до длиннобородых, убеленных сединами стариков.
Но, желая убедиться в услышанном, Сирома все же вошел в Киев. И, едва ступив в ворота, налетел на высокого, важного боярина в дорогом, синем с позолотой корзне и вышитой атласом срачице под ним. Рыжие волосы боярина переливались под солнечными лучами, голубые глаза, прищурившись, глядели на Сирому.
— Будь здрав, воевода, — поспешно пряча лицо, шепнул жрец. Кустистые брови боярина сошлись на переносье:
— И тебе удачи, добрый человек!
Сирома замер. В рыжем боярине он сразу признал Блуда, да и тот — по глазам было видать — припомнил ту давнюю весну, когда, приведя болотника на княжий двор, Сирома назвался его братом. Но, почему?то не желая признавать знакомство, воевода отвернулся. Скрывал что?то или просто считал его не стоящим внимания?
Стоящий рядом с Рыжим ратник небрежно пихнул Сирому плечом: