Их?то и услышал проходивший мимо Миролюб. По гомону он сразу понял — люд собрался не байки слушать — случилось что?то, и, прихватив за рукав вылезающего из под ног взрослых мальчишку, спросил:
— Что там?
— Бабе худо, — равнодушно отмахнулся паренек, но, глянув варягу в лицо, азартно прищелкнул языком: — Да ведь она в вашем доме живет!
— Пустите! — Отбросив мальчишку, Миролюб растолкал людей и, присев перед Полевой, положил ее голову себе на колени. — Она моя сестра! Уйдите!
— А где ж ты раньше?то был? — обвиняюще откликнулся чей?то голос. — Ее тут чуть не затоптали, а ты блудил где?то!
Старательно растирая уши Полевы горячими ладонями, Миролюб смолчал. Он и впрямь блудил — ходил без цели, стараясь охладить гнев после ссоры с отцом. Кабы знал, что Полева выскочила за ним, — разве оставил бы одну? Мерянка нравилась ему — ни у кого больше не было таких чудных, шелковых волос, такой мягкой кожи и таких озерных, светящихся изнутри глаз. И характером она оказалась нежна и мягка, словно воск. Миролюба раздражало лишь ее странное, почти безумное стремление уйти.
Миролюба раздражало лишь ее странное, почти безумное стремление уйти. Правда, худо было лишь поначалу, а затем она быстро сдалась, но все же часто поздними вечерами, когда все уже ложились спать, она потихоньку уходила из избы. Полагая, что Полева бегает на свидания к бросившему ее лаготнику, злясь и ревнуя, Миролюб однажды отправился за ней следом и там, на берегу Мутной, притаившись за кустом калины, он увидел, как, вздев к темнеющему вдали лесу худые руки, протяжно, словно выкликая из его мрачных глубин кого?то неведомого, Полева затянула грустную, похожую на жалобные журавлиные клики, песню. И так сильна оказалась рвущаяся из ее души тоска, что он не выдержал — зажал уши и побежал прочь. Тогда?то он и понял, что никто не сможет отвадить ее от той нелепой, покинувшей ее любви. Только и его ничто уже не могло спасти… Оставалось лишь надеяться, что однажды красивая мерянка покорится судьбе и подарит ему если не свое сердце, так хотя бы свое манящее, прекрасное тело.
— Полева! Полева! — склонившись к уху мерянки, зашептал он. Звуки знакомого голоса потянули Полеву из темноты. Вглядываясь в плывущее сквозь туман лицо Миролюба, она улыбнулась:
— Миролюб? А я тебя искала… — И вдруг, вспомнив что?то, резко села: — Ты хотел уйти в Киев?
— Да, — негромко признал варяг.
Опираясь на его руку, мерянка поднялась, качнула головой:
— Возьми меня с собой!
— Зачем? — Миролюб хотел было огрызнуться — куда, мол, тебе в самое пекло, — но, чувствуя на себе внимательные взоры зевак, потянул Полеву подальше от толпы: — Пойдем?ка, поговорим…
Сгорая от стыда за нее, на виду у всех позорно влезающую в мужские дела, он втолкнул мерянку в полутемный старый овин, припер ее к стене:
— Что ты задумала? Я — воин, мне самое время в поход с князем, а что тебе там делать? Иль не знаешь, что на войне никого не жалеют?
Серые глаза Полевы пристально уставились на него — аж захотелось поежиться…
— Я пойду с тобой. Ты пойдешь, и я пойду! — твердо повторила мерянка. — И отпусти меня. Мне больно!
Только теперь Миролюб ощутил, как сильно сдавливает ее запястья. Смутившись, он разжал пальцы и вдруг сообразил: все ее речи — это хитрости его упрямого и трусливого отца! Это коварный старик послал ее, велев прикинуться больной и наказав пригрозить ему своим уходом. Мнил, пожалев девку, сын одумается, ради любви откажется от чести и славы! Нет, не выйдет!
Он покосился на потирающую запястья Полеву. Красива змея! Тишком да молчком с отцом столковалась, надумала поиграться его любовью! Что ж, сама виновата!
Ловко скользнув к бабе, Миролюб бросил ее на солому:
— Значит, со мной отправиться желаешь?! А с чего бы вдруг? Может, полюбила?
И, не дожидаясь ответа, склонился над упавшей на спину мерянкой. Ее припухлые алые губы обожгли его горячим дыханием, в серых глазах мелькнул страх. «Ага, — сгорая от дикого желания впиться в ее маняще приоткрытый рот, усмехнулся Миролюб. — Испугалась! Поняла, что я ее раскусил.»
— Подожди… — протестующе шевельнулась под ним Полева.
— Подожди?! — Миролюб прижался к ней, лишая возможности вывернуться. Он уже не мог ждать! Ее мягкие, округлые груди, обжигая, вдавливались в его тело. Потеряв рассудок от ее желанной близости, Миролюб стиснул руки мерянки и прильнул ртом к ее припухшим губам. Силясь высвободиться, Полева забилась, но ее сопротивление лишь раззадорило парня. Оторвавшись от ее губ, он скользнул щекой по нежной шее, рванул зубами ворот срачицы. Некрепкая ткань затрещала и разошлась, обнажая белые подрагивающие груди с завлекающе темными шишечками сосков.
— Пусти! Не надо! — чувствуя, что вот?вот произойдет нечто непоправимое, вскрикнула Полева.
— Пусти! Не надо! — чувствуя, что вот?вот произойдет нечто непоправимое, вскрикнула Полева. Никогда не обижавший ее Миролюб стал вдруг чужим и неприятным. Неужели когда?то он нравился ей? Неужели даже пыталась сравнить его с исчезнувшим Выродком?
— Пусти?! — прохрипел он, расслышав. — Нет, хватит! Я и так Долго ждал!
По изменившемуся голосу парня Полева поняла — словами его не остановить, и забилась изо всех сил, взывая к чужой помощи. Ее голос взмыл к невысоким балкам овина и, сорвавшись, пропал. Теперь Полева могла лишь тонко сипеть и биться, отчаянно сопротивляясь напору сильного мужского тела. Сухая солома больно колола ее кожу, забивалась в волосы, но Полева этого не чувствовала. Заведя локти ей за голову, Миролюб перехватил их одной рукой, а другой спустился к ногам. Хриплое дыхание парня обжигало Полеву огнем, а скользящие по телу руки казались гадкими и жестокими.