Варяжко смел паренька в сторону, бросился бегом к высоким княжьим хоромам. На просторном дворе Рогволда и впрямь толпились пришлые. По дубинам в руках и простой одежде сразу было видно — новгородцы. Не приглашая их в избу, Рогнеда стояла на крыльце и презрительно хмурила собольи брови. Варяжко она заметила сразу и, едва приподняв в улыбке уголки губ, гортанно заговорила:
— Что привело на мой двор славных послов новгородского князя? Беда иль радость?
Варяжко протиснулся к своим стоящим чуть в сторонке дружинникам, быстро оглядел всех. Ратники, видать, сообразили — все были при оружии. Да и замершие по правую руку княжны кривичи выглядели отнюдь не безобидно. Затертые меж двумя дружинами новгородцы казались просто жалкой ватагой оробевших мужиков. Только речи у них были совсем не робкие.
— Просит тебя, княжна, князь Владимир пожаловать к нему в гости. Город наш тебе подарки дорогие готовит. Примем с почетом великим, как и положено будущую нашу княгиню принимать!
Наглец! Варяжко хватился за меч, но на его ладонь неожиданно опустились чьи?то тонкие пальцы. Не повернув головы, он уже знал, кто это. Но все?таки повернулся, глянул. Настена ласково улыбнулась ему, не отнимая руки. Сердце нарочитого подпрыгнуло, окатило душу жаркой волной. Едва сдержался, чтоб не прижать девчонку к себе, не стиснуть жадным ртом ее мягкие улыбающиеся губы.
— Княгиню будущую принимать желаете? — усмехнулась с крыльца Рогнеда. — Так ее и зовите. А мне в Новом Городе делать нечего. Я с хоробрами Ярополка пойду. В Киеве меня княгиней назовут!
— Не прогадай, княжна! — выступил вперед один из новгородцев — тяжелый, коренастый мужик с окладистой кудрявой бородой до пояса. Варяжко хорошо знал его — встречаться доводилось частенько…
— Иди за Владимира, покуда зовет. Добром не пойдешь, силой возьмем!
От ярости Варяжко сжал зубы. Он не мог отомстить новгородцу за обидные слова — быть битыми наглым пришельцам иль нет, на этом дворе решала Рогнеда. По красным лицам стоящих напротив кривичей он понял — они тоже ждут только знака княжны, а затем изрубят нахальных новгородцев, как капусту! Но, словно не расслышав угрозы, Рогнеда беспечно улыбнулась:
— Я с Владимиром, сыном презренной рабы, и за стол один сесть погнушаюсь! А у жениха моего, светлого киевского князя, дружина побольше, чем у вашего князька. Так что, коли он хочет силой мериться, — пусть грозит не мне, а Киеву. — И, отворачиваясь от послов, небрежно добавила: — А вы, гости дорогие, ехали бы домой, покуда не стемнело. Путь?то не близкий.
Опешившие новгородцы завертели головами. Кто?то из Варяжкиных ратников восхищенно ахнул, на лицах кривичей появились довольные улыбки. Даже отец Рогнеды Рогволд не сумел бы ответить лучше. Он тоже стоял рядом с красавицей дочерью, улыбался в усы. Прежде чем скрыться в избе, Рогнеда чуть приподняла узкую руку, махнула ею Варяжко. Поняв приказание, тот стряхнул с руки Настенины пальчики и выступил к новгородцам:
— Ступайте отсюда. Княжна дала ответ. Теперь несите его вашему безродному князю.
Один из молодых новгородцев прыгнул к нему, оскалился:
— Наш князь вашему брат!
— По отцу брат, — невозмутимо поправил Варяжко.
— А по матери — безродный он!
Новгородцы взроптали, сдвинулись, плотно обступив нарочитого. Он только теперь заметил, что Настена так и не отошла, осталась рядом, взирая на обозленных новгородцев ясными глазами. Стараясь придвинуться поближе к ней — на случай схватки, — Варяжко сдавленно произнес:
— Я драться не Хочу. Ступайте, как княжна велела. — А коли не пойдем без Рогнеды? — блестя злыми глазами, спросил круглолицый молодой новгородец.
— Тогда силой выкинем.
За спинами пришлых забренчали оружием Варяжкины молодцы и кривичи. Однако, оказавшиеся не такими уж трусливыми, новгородцы даже голов не повернули. Давно приученным загодя чуять запах крови чутьем Варяжко понял — ссоры не миновать — и опустил руку на меч.
— Вы смелые хоробры, новгородцы, — неожиданно зазвучал из?за его спины звонкий девичий голос. — Ради князя своего жизни не щадите. — Выскользнув вперед, Настена встала перед пришлыми. — Многое я слышала о вашем князе. Люди говорят, будто разумен он на редкость и смел необычайно. А что мать его ключницей была, так на то разве можно обижаться? Бабкой?то ему сама великая княгиня Ольга приходилась!
Длиннобородый новгородец, оторопело глядя на Настену, задумчиво нахмурился и наконец выдавил:
— Ты?то, возгря, кто такова, чтобы вмешиваться?
Желая закрыть неразумную девчонку, Варяжко было повернулся, но она вытянула руку и мягко коснулась ладонью груди стоящего напротив новгородца:
— Я — люд русский. Слуги Ярополка своего князя славят, слуги Рогволда — своего, а я ни под каким князем не хожу, вот правду и сказываю. Ничем Владимир их не хуже. Потому и спорить не о чем. А из?за слов пустых кровь лить не достойно. Не слова обидные вашего князя позорить будут, а дела ваши неразумные, коли их допустите!
Она замолчала и, покорно склонив перед новгородцами голову, тихо шагнула за спину Варяжко. Чего?чего, а таких речей он от Настены не ждал. И пришлые не ждали. Длиннобородый озадаченно теребил пальцами пояс и силился заглянуть за Варяжкину спину — узреть еще разок пигалицу, осмелившуюся назвать себя людом русским. А Варяжко, хоть и было обидно за своего князя, но чуял в словах Настены правду, потому и не сказывал ничего против.