Не только нарочитый — все вой замечали в воеводе перемены и втихоря посмеивались — мол, был муж?сокол, а нынче пришлая девка крылья подрезала, и стал петух петухом — норову много, птицей себя по?прежнему мнит, а в небо подняться уж не может.
— И на старуху бывает проруха, — судача с нарочитым о странностях воеводы, признал Рамин. — Зацепила баба Блуда.
Старый сотник никогда не болтал попусту и прежде, чем вынести свое суждение, долго приглядывался к пришлой. Загадочная гостья Блуда, сумевшая сломить заносчивый и нахальный норов Рыжего, разожгла интерес сотника. Рамин расспрашивал о ней всех и вся и из собранных по крохам скудных шепотков да слухов узнал лишь, что зовут бабу Полевой, родом она из мерян, живет затворницей в Блудовой избе, а воевода боится к ней даже пальцем притронуться.
Услышав последнее, нарочитый насторожился. Тут было что?то не так… Коли зародилась меж Блудом и пришлой любовь, то почему баба не желала дарить воеводе свое тело? А если любви не было, то почему она хозяйствовала в доме Блуда, будто жена?
Сердцем чуя неладное, Варяжко твердо решил при случае самому переговорить с пришлой.
И случай вроде выдался, но едва надумал отправиться к ней, как по всем улицам Нового Города промчался княжий клич. Ярополк сзывал всех бояр и хоробров к себе в терем. Зачем, почему — никто не ведал. Оказалось, что утром в Киев прискакал гонец из древлян и, оставив запаленного коня у княжьего крыльца, поведал Ярополку о дружине брата.
— Далеко они покуда, даже до Припяти не добрались, — рассказывал гонец. — Но идут к Киеву. А всего хуже то, что я от многих кметей да закупов слышал: люди судачат, будто здесь, в Киеве, плетет кто?то против нынешнего князя подлый заговор и горожане?предатели сами Владимиру ворота открыть сговорились.
В спешке он забыл, перед кем произносил свои речи, забыл, что в тереме собрались не лапотники, а весь боярский Киев и на высоком стольце у окна сидит сам Ярополк, — вот и выложил правду?матку, как слышал ее от других.
Князь и раньше не отличался сильной волей, а нынче еще и болезнь его подточила. Вскочив, он испуганным зайцем заметался по клети:
— Я знал! Знал! Не простили мне люди Олегову смерть!
Видя смятение князя, Варяжко обрушился на гонца:
— Ты что плетешь?! Кого байками кормишь?! Отродясь в Киеве предателей не было! Сей городище еще наш пращур Орей от предателей зарек!
Гонец смутился, попятился:
— Да… Я…
Подскочив к Варяжко, Ярополк закричал ему прямо в лицо:
— Ты твердил: «Олегова смерть забудется! Простится!» Ты клялся, что никто в Киеве против меня не пойдет! А ныне уже в иных землях о заговоре против меня болтают! Может, ты нарочно мне лгал? Может, сам — заговорщик?!
В его суженных, словно у сердитой кошки, глазах метался безумный страх. Варяжко смирил негодование, склонил перед князем голову:
— Я от сказанного не отрекаюсь и, коли желаешь, еще раз повторю — нет в Киеве предателей! А если сыщешь в моих словах хоть крупицу кривды — убей меня, не раздумывая! Я же сам тебе меч подам и шею подставлю!
Ярополк отшатнулся, вновь забегал из угла в угол. Из ряда сидящих по длинным, поставленным вдоль стен лавкам бояр встал Помежа и, оправив длинный, до полу, багровый охабень, забормотал:
— Ты, нарочитый, обиды на меня не держи, а только кто нас сбережет, коли те слухи правдивы окажутся?
Страшась продолжить, он подобрал полы охабеня и, поглядывая по сторонам быстрыми глазками, опустился на лавку. И показались бы его сомнения искренними, но при взгляде на Блуда лицо Помежи разгладилось, и на его узких губах растаяла хищная улыбка, словно был у боярина с воеводой какой?то тайный уговор. «Коли так, — решил Варяжко, — то самое время Рыжему свое слово молвить». Он не ошибся. Блуд неловко поднялся и, оглядев собравшихся, обратился к гонцу:
— Кто тебе о предателях сказывал?
— Так, люди всякие…
Воевода подошел к нему поближе, ласково заглянул в глаза:
— Какие люди?
Совсем одурев от внимания знатного боярина, вой беспомощно забормотал:
— Да все говорят, и в Новом Городе, и в кривичских землях. — Но, углядев поощряющую улыбку воеводы, уже увереннее добавил: — А что? Все может быть… Кривичи?то Рогволда предали.
При напоминании о старой боли у Ярополка жалобно скривилось лицо. Забыв о присутствующих, он поднес ладонь ко рту и принялся яростно обкусывать ногти. Смотреть на него было и страшно, и стыдно. Варяжко решился подойти. Оказавшись совсем рядом с князем, он прошептал:
— Негоже этак… Воспрянь духом, князь… Ободри бояр!
Но Ярополк то ли не услышал его, то ли не захотел услышать. Оставив Варяжко, он метнулся к еще не успевшему сесть Блуду, вцепился в его руку:
— Ты именитый хоробр, со Святославом воевал, скажи — что делать?
— Что делать? — Рыжий удивленно вскинул брови.
— Хитростью брать — то творить, чего никто не ждет. К примеру, забрать дружину и уйти куда подалее.
— Здесь моя земля, отцом мне завещанная! — неожиданно обретя былое мужество, запротестовал Ярополк. Воевода пожал плечами:
— Как хочешь, князь, а только ты спросил, как брата одолеть, — я ответил. А ежели мой ответ не хорош иль понял я что не так — прости….