Сирома вздохнул, поправил обереги, взял лыжи и, накинув зипун, вышел из избы. Раньше уже случалось такое — Хозяин не отзывался, и тогда был лишь один верный способ привлечь его внимание — жертва. Ее?то и думал отыскать преданный раб. Перебираясь через сугробы, он лихорадочно размышлял — что же на сей раз подарить владыке? Рожденный от небесной коровы Земун, Хозяин не принимал в жертву людей или зверей, предпочитая им свежие колосья пшеницы или, на худой конец, ржи, но попробуй добудь все это в студень месяц, когда по дворам гуляет холодная Морена и свистят поземкой ее подружки Вьюжницы!
Сирома остановился на кромке леса, в задумчивости обвел глазами расстилающиеся перед ним поля и решительно двинулся в сторону Припяти. Там стояло немало богатых хлебом печищ — глядишь, и сыщется у какого?нибудь рачительного хозяина засохший колосок.
Каждую осень Сирома видел, как, невзирая на все старания знойной Полуденницы, собирая урожай в полях возле Припяти, копошились жалкие человеческие фигурки. Он еще дивился — и не лень им целый день горбатиться в поле под палящими лучами солнца? — а теперь пришло время самому попользоваться их трудом.
Завидев вдалеке слабые дымки людского жилья, он вздохнул. Эх, окажись нынче рядом Блазень, не пришлось бы даже входить в опостылевшие ему людские жилища, но Блазень словно провалился сквозь землю. Должно быть, он все?таки сунулся помогать глупому болотнику и сам сгинул в убивающем объятии Белой. Сирома хмыкнул. Конечно, он мог бы открыть путь на кромку и вытащить непокорного Блазня из иного мира, но зачем трудиться ради ослушника? К тому же, забыв те времена, когда жили бок о бок с людьми и никто им не дивился, кромешники не очень?то жаловали людской род…
Не стучась, Сирома распахнул первую попавшуюся дверь и шагнул в теплую полутьму избы. Хлопочущая над очагом маленькая полная женщина испуганно взвизгнула при его появлении, выронила из рук котел с густым, ароматно пахнущим варевом. Остальные обитатели смолкли, недоуменно взирая на Сирому. Их было немного — деловито строгающий какую?то поделку паренек лет десяти с большими доверчивыми глазами да развалившийся на лавке старик в длинной до колен рубахе.
Сирома откашлялся, скинул зипун.
— Доброго дня вам, хозяева!
— И тебе удачи, гость, — помедлив, отозвался на его приветствие старик. — Что привело тебя в наше печище? Садись, рассказывай.
Спустив на пол босые ноги, он цыкнул на оторопевшую женщину:
— Что застыла, будто каженница? Угощай гостя! Женщина поспешно захлопотала по хозяйству, но Сирома придержал ее за руку:
— Благодарствую за заботу, а только еды мне не надобно — об ином пришел просить.
— О чем же? — Старик заинтересованно сузил глаза.
Сирома задумался. Прямо сказать, чего надобно, — старик заподозрит в нем Велесова жреца, а обиняком — только зря терять время… Вздохнув поглубже, он небрежно произнес:
— Хочу попросить пару пшеничных колосков, коли остались в хозяйстве…
— Зачем? — дотошно выпытывал старик.
— Сон я видел, — с ходу сочинил Сирома. — Явился ко мне Белее, покровитель наш, и сказал: «Будет тебе удача да счастливая доля, коли поклонишься мне пшеничными колосьями».
— Белес? — недоверчиво переспросил старик.
— Он самый. — В притворном отчаянии Сирома опустил голову. — Жена у меня хворает… Сколь ни молил богов — на ноги не встает. Вот я и решил — худа не будет, коли все сделаю, как во сне видел… Только оплошка вышла — ни колоска пшеничного в доме не осталось…
Ставя перед ним миску с горячей разваристой кашей, женщина сочувственно заохала, но старик перебил ее:
— Чего же ты за колосьями так далеко забрался? Иль в твоих родных краях их не нашлось?
Сирома непонимающе уставился на него.
— Ты нездешний, — поднимаясь с лавки, откровенно объяснил тот. — Я в наших краях всех знаю.
— Я из лесу, — пришлось сознаться Сироме. — Из малого лесного печища.
— Ни разу о таком не слыхивал… — сморгнул старик.
Когда он приблизился, то оказался на голову выше Сиромы. Тот попятился, едва сдерживая досаду, — угораздило же на этакого дотошного лапотника нарваться! Сам виноват — обленился, не учуял, кто поджидает внутри, вломился, будто в собственный дом…
Меж тем старик ловко натянул порты, заправил рубаху и, накинув телогрею, двинулся к выходу.
— Темнишь ты, гость, но колосьев я тебе дам и к жене твоей сам схожу. Я в этих местах человек известный — все хвори знаю, не одну лихорадку прочь отогнал. Глядишь, и без Белеса твою жену подниму!
Пятясь, Сирома толкнул спиной дверь, словно специально распахивая ее перед стариком. Тот так и подумал — признательно кивнул и, потрепав Сирому за плечо, вышел на двор.
— Меня Антипом звать.
Понуро плетясь следом, Сирома выдавил:
— А меня — Догодой.
— Хорошее имя, — кивнул старик и ступил в темноту прирубка. Оттуда пахнуло сеном и скотьим духом. Недолго повозившись внутри, старик вылез обратно, держа в руке охапку золотых, уже высохших колосьев: — Вот тебе твое лекарство, а только я в него не верю.
Сирома схватил колосья, но радости не почувствовал. Старик раздражал его своей самоуверенностью и удивительной строгой добротой.
— Не стоит тебе со мной ходить, ноги мять, — робко предложил он. — Я далече живу, и жена моя чужих не жалует.