— Похоже, иногда даже я не в силах сдержать слово, моя княгиня!
«Он мне вовсе не противен, не противен, — отчаянно вдавливая ногти в ладони, думала Рогнеда. — Это не он, а Ярополк хочет взять меня. Мой Ярополк…» Но почему?то от этих дум ей становилось только хуже. Не зная, что делать, в полной растерянности Рогнеда всхлипнула. Владимир остановился в шаге от нее, резко вскинул голову. Внимательные глаза обежали ее лицо.
— Почему ты плачешь? — удивленно спросил он и неожиданно мягко добавил: — Скажи — я пойму… После смерти брата я стал многое понимать иначе, и, поверь, мне стыдно, что взял тебя против твоей воли.
Его запоздалая нежность рухнула на Рогнеду последним ударом. Она больше не могла оставаться один на один со своей ненавистью! Ей нестерпимо хотелось прижаться к кому?нибудь, чтоб если не душой, так хотя бы телом ощутить рядом чье?то заботливое внимание. Вскрикнув, она кинулась к Владимиру, обхватила руками его крепкую шею и, вжимаясь в сильную мужскую грудь, забыла о Ярополке. Поцелуи Владимира больше не были ей противны, скорее, она жаждала их, и ласкающие тело руки оказались нежными и мягкими, а не грубыми, как раньше. Подчиняясь мужской воле, она изгибалась под этими руками и, чуя внутри себя нарастающее желание, что?то бессвязно шептала.
Владимир был счастлив. Если раньше он и сомневался, то теперь все сомнения рухнули — Рогнеда любила его. Ее страсть и желание не были поддельными — ее губы горели, а тело ожидало его ласк! Он так давно желал этого мига! Забыв обо всем на свете, он наслаждался мгновениями долгожданного счастья, а когда уже не осталось сил, рухнул на подушки, крепко прижимая к себе все еще дрожащее тело Рогнеды. Ускользающим сознанием он вспомнил о словах Добрыни и улыбнулся. Если бы боярин видел их сейчас! И, доверчиво погладив спутавшиеся волосы княгини, закрыл глаза.
Рогнеда очнулась, лишь когда он уже уснул. Долетевший из приоткрытого окна порыв вечернего ветра привел ее в чувство. Не в силах понять и простить саму себя, она села на постели и стиснула голову в ладонях. Ее волшебное оружие было совсем рядом — лишь руку протянуть, но почему?то она уже не желала мстить.
Долетевший из приоткрытого окна порыв вечернего ветра привел ее в чувство. Не в силах понять и простить саму себя, она села на постели и стиснула голову в ладонях. Ее волшебное оружие было совсем рядом — лишь руку протянуть, но почему?то она уже не желала мстить. Вернее, желала, но не этому, подарившему ей наслаждение человеку! Но зачем же тогда она так долго выжидала, зачем лелеяла мысли об отмщении?!
— Ты маленькая похотливая коза, — зло прошептала она себе. — Ты забыла, какими добрыми были твои братья, как любил тебя отец! Вспомни, кто убил их!
Но ее память упрямо отказывалась повиноваться. Встающие из небытия лица родичей глядели на нее размытыми пятнами глаз, а давняя жизнь в Полоцке казалась придуманной, будто старый сон. Разозлясь на саму себя, Рогнеда потянулась к подушкам, осторожно нащупала холодное лезвие меча. От прикосновения к железу ее сердце вздрогнуло и, сбившись с привычного ритма, бешено заколотилось, вновь и вновь напоминая о пролитой Владимиром родной крови.
Вытащив меч, Рогнеда перевела взгляд на лицо спящего князя. Он любил ее… И он подарил ей наслаждение, которое так и не сумел подарить Ярополк…
— Сирома… — прошептала она одними губами. — Что мне делать, Сирома?
Владимир пошевелился во сне и откинул голову, словно нарочно подставляя ей свое незащищенное горло. Меч дрогнул в ее руке, потянулся к князю. «Я должна убить его, — уговаривала себя Рогнеда. — Я должна отплатить за отца и братьев. А эта ночь любви и наслаждения… Она забудется.»
Решившись, княгиня вскинула руку. Лезвие сверкнуло живым блеском, озарив комнату. Его сияние всполошило кромешников. Безликие Пастени, вечно сонная Жмара, важный Большак — все они помнили данное колдуну обещание беречь князя, но что они могли сделать с могуществом Ореева клинка? Чем остановить пылающую верой душу Сиромы?
Темные тени метнулись на Рогнеду, сдавили ей горло. Сдерживая судорожные всхлипы, княгиня примерилась, замахнулась. Нежити взвыли. Подобно порыву ветра, их неслышимый людям крик вылетел из приоткрытого окна и, дотянувшись до маленькой, далекой звезды, сорвал ее вниз.
Обретая женский облик, звезда метнулась в окно опочивальни. Ее длинные белые волосы?лучи окутали Ореев меч. В последнем горении она рухнула под опускающееся лезвие.
— Летавица! — не помня себя от страха, завопила княгиня, и ее крик слился с визгом сгорающей в пламени Летавицы Сироминой души.
Владимир был воином. Почти вся его жизнь прошла в походах и сражениях. Вскрик княгини разбудил его. Углядев над собой меч, он мгновенно откатился, вскочил, точным ударом выбил оружие из рук княгини, вторым ударом сбил ее с ног, бросился сверху, прижал к полу коленом одну руку, а другую с хрустом завернул за голову и, крепко держа ее за кисть, оглянулся, шаря вокруг свободной ладонью: «Где он?» Еще чуть?чуть, и он бы, не задумываясь, прирезал эту подлую тварь ее же мечом, пальцы уже нащупали фигурную бронзовую рукоять, схватили. Ему страшно захотелось всадить клинок ей в живот, и, почувствовав это, она забилась, прикрывая коленями свой пуп и срам, который он только что целовал в любовном угаре. Владимир сдавил рукоять — пусть пронзит гадину жуткая боль, пусть издохнет она в корчах, чтобы и на том свете помнила, на кого подняла руку! Но клинка не было — из ручки торчал косой, ржавый обломок вершка два длиной. Ярость отпустила князя.