Я огорченно посмотрел вслед улепетывающему проповеднику. Уж и не знаю, для чего Господь привел его в этот дом, но то, что теперь расхождения Карантока с официальной церковью приняли необратимый характер, было ясно как божий день.
— Послушай, Торвальд, — обескураженный сэр Бэдивер еще раз смерил взглядом быстро удаляющегося Карантока.
— Послушай, Торвальд, — обескураженный сэр Бэдивер еще раз смерил взглядом быстро удаляющегося Карантока. — А ты уверен, что он святой?
— Кто его знает? — пожал плечами я. — Прежде мне никогда не приходилось общаться с подобной породой людей. Однако в Уэльсе, в Эйре, да, похоже, и в Каледонии в его святости никто не сомневается. К тому же ты знаешь кого?нибудь еще, за кем бы самая что ни на есть настоящая виверна таскалась, словно собачонка, да еще к тому же выполняя заповеди Господни?
— Да?а, — протянул рыцарь, — странные дела. А может, он из этих, из друидов?
— Да ну, скажешь! — отмахнулся я. — Он их терпеть не может.
— И преосвященный Эмерик тоже. А вот надо же! — вздохнул сэр Бэдивер. — Во всяком случае, сейчас к преосвященному лучше не соваться. Да и вообще не стоит говорить, что святой этот с вами приехал. Сам понимаешь, устав у нас здесь строгий.
— Устав? Здесь?! Бэдивер, ты о чем?
Мой оркнейский братец поглядел в лесную чащу, словно ища в ней ответа, и промолвил с неожиданным смирением в голосе.
— Последняя битва отвратила меня от суетности мирской жизни. Ибо не было ничего доселе и не будет впредь ужаснее, чем она.
Я не стал утешать его заверением, что будет еще много хуже, и приготовился слушать, соображая, где лучше вклинить вопрос о судьбе предсказания Мерлина.
— Военная слава тщетна, и все наши подвиги суетны, ибо таят в себе грех тщеславия, лишь едва прикрытый риторикой о служении Господу. Истинное служение здесь. — Он повел рукой в сторону избушки. — Не мечом, но словом Божиим след бороться с врагами веры Христовой. Молитва — вот лучший доспех, а скромность и воздержание — вот лишь подвиги, приятные Творцу.
— Это он сказал? — Я кивнул на хижину отшельника, из открытой двери которой слышались молитвенные завывания.
— Он. И он прав, — сокрушенно вздохнул Бэдивер. — Я без сожаления покидаю этот мир, тем более что неумолимый рок безжалостно погасил единый огонь, служение которому возвышало рыцарский удел над безжалостным разбоем. Вчера я испросил позволения стать послушником у его высокопреосвященства, и брат мой Лукан также хотел искать себе подобного жребия, когда бы смерть не забрала его во тьму.
. — Да?а, — протянул я, обдумывая, как лучше приступить к вопросу, приведшему нас в эту лесную чащу. — Послушай, Бэдивер, — наконец произнес я, переходя на заговорщический тон, словно нас кто?то мог подслушать, — не передавал ли тебе брат Лукан перед смертью небольшой кусочек пергамента?
— Какой кусочек? О чем ты говоришь? — Свежеиспеченный послушник старался держаться спокойно, однако в голосе его чувствовалась плохо скрытая настороженность, какая бывает у подростков, едва успевших спрятать порнографический журнал при разговоре с внезапно вошедшими родителями.
— О последнем предсказании Мерлина, разделенном по приказу Артура на дюжину частей и розданном им тем, кого он считал наиболее близкими себе.
— Тише! — одернул меня сэр Бэдивер, хотя слова мои и так были произнесены вполголоса. — Преосвященный Эмерик не желает здесь слышать имена магов, друидов и их приспешников. — Он подхватил меня под локоть и буквально потащил подальше от лесной молельни. — Откуда тебе?то известно о пророчестве?
Я молча вытащил из?под одежды ладанку сэра Кэя и достал из нее исписанный огамическим письмом клочок пергамента.
— А?а, — кивнул мой братец, — вот оно как. Прости, я не знал об этом. Впрочем, откуда? Значит, и ты тоже один из лордов Камелота
— Лукан передал тебе свою часть? — Я вновь вернул Бэдивера к своему вопросу.
— Да, — со вздохом кивнул тот.
— Да, — со вздохом кивнул тот. — Умирая, он передал мне подобный пергамент.
— Он у тебя? — с тайным облегчением произнес я, начиная обдумывать, каким образом теперь заставить родственника передать свое достояние мне во временное пользование.
— О нет. — Бэдивер покачал головой. — Я выкинул его. Да и посуди сам, мог ли я хранить в этом святом месте пророчество Мерлина, который, невзирая на мое личное почтение к нему, маг, друид и безбожник.
— Несчастный! — возмутился я. — Что ты наделал! Ведомо ли тебе, что в этом предсказании заключена судьба королевского трона Британии? Как ты мог так безрассудно поступить?
— Судьба короля, как и судьба последнего свинопаса, ведома промыслом Божьим. Предсказания магов, даже столь могущественных, как тот, о ком мы говорим, ничего не способны изменить в естественном ходе вещей. Кому предначертано познать тяжесть венца, тот станет королем, пророчествуй о том кто?то или нет. Так учит Эмерик, у которого вчера с покаянием испросил я духовного наставления.
Строго говоря, и Эмерик, и вещавший ныне его словами Бэдивер были правы. Во всяком случае, у меня не было ни времени, ни охоты вступать в теософский спор, чтобы опровергнуть их тезисы. Но задание оставалось заданием, выполнить его я был обязан, а потому со вздохом оборвал речь благочестивого послушника, не давая развить фаталистическую теорию престолонаследия.