Утро черной измены
Вепрю Корнубии сердце сожжет.
Златой дракон защитит алого
У северной стены стоящего.
Грозящий Северу, он защищает Юг.
Кровь Пендрагонов в нем воспрянет вновь,
Цвет Круглого Стола пребудет с ним,
Вражду забыв и распри меж собой.
Верный Медведю дракон золотой
Воронов злых сокрушит.
Новым вождем в Камелоте
Станет великий дракон.
— Вполне связное пророчество, — дочитав до конца, похвалил старец. — Я бы даже сказал, довольно поэтическое. Моргана, девочка моя, насколько я понимаю, утро черной измены — это ты. Вепрь Корнубии — это Артур. Ну а золотой дракон, стоящий у северной стены и объединяющий цвет рыцарства у Круглого Стола и, конечно, новый Пендрагон, — это герцог Ллевелин. Разве я не прав, дружок?
— «Нет, ну каков подлец!» — раздался на канале связи возмущенный голос Сергея.
— «Кто, Ллевелин?»
— «Да при чем тут Ллевелин? С ним давно уже все ясно! Каранток, забодай его улитка. Мы ж его после Камланка как уважаемого человека просили — проч?ти. А шо он? Понты корявые: бесовское письмо, ля?ля, фа?фа! А сам?то, сам?то! Шпарит, точно наизусть».
— «Понимаешь», — начал я, вглядываясь в святого, — «по?моему, здесь все не так просто. По?моему, это не совсем Каранток, или совсем не Каранток, не знаю, как сказать. Это и Каранток, и Мерлин в одном лице».
— «Шо, раздвоение личности?» — ужаснулся Лис. — «Довели?таки святого до Кондратия!»
— «Вернее будет, это не раздвоение, а удвоение. Хотя как такое может быть, лично мне не понятно».
— Да, — хмуро глядя на Карантока, величающего могущественнейшего из лордов Севера ласково и снисходительно «дружком», проговорил Ллевелин.
— В моих жилах действительно течет кровь Пендрагонов. И нет больше смысла скрывать это. — Он вытащил из кошеля и положил на стол знакомый уже нам свиток с печатью Утера.
— Подделка! — крикнула Моргана, бросаясь к столу и хватая пергамент. — Подделка, как и все, что ты здесь показываешь и еще собираешься показать.
— Нет, — Каранток покачал головой, — это не подделка — рука Утера и его печать.
— Да, но, — фея быстро пробежала глазами текст письма приказа, — здесь ни слова не сказано о том, что Ллевелин сын Утера.
— Он действительно его сын, — примиряюще произнес святой, неотличимо похожий в этот миг на Мерлина. Впрочем, Моргана, вероятно, и видела перед собой лишь только своего учителя, иначе чем объяснить то, что она безропотно отдала валлийцу право распоряжаться за Круглым Столом. — В нем действительно течет кровь Пендрагонов, — повторил Каранток. — Ваш отец Утер не отличался строгостью в вопросах любви. Тебе, как никому, это известно. Хотя, — он усмехнулся, — в нашем роду такое поведение в порядке вещей. И если уж ты говоришь о королевской крови, Ллевелин, то стоит ли забывать, что Мерлин, которого я здесь представляю, родной брат Утера, следовательно, старший в роду.
Все удивленно уставились на оратора. Похоже, кандидатура Мерлина на британский трон никем еще серьезно не рассматривалась.
— Но я не об этом, господа. И вы, моя прекрасная леди. Ибо вовсе не для того мы здесь собрались, чтобы соревноваться, чья кровь знатнее. А пророчество… Увы, Ллевелин, оно поддельное.
— Но я получил его от Артура! — поспешил возмутиться Страж Севера. — К тому же, неужели все эти достойные рыцари, — он обвел рукой тех, кто принес в зал собрания сочинение младшего сына Утера, — лжецы? Ведь если меня ты обвиняешь во лжи, то и они повинны в ней!
— Я тоже получил свою часть пророчества от Артура. И настаиваю, что оно истинно! — воскликнул Мордред.
— Пойди оно все прахом! — густо краснея, взревел сэр Борс, хлопая о столешницу свою часть. — Самозванец уже вполне показал себя! Так мало того, он смеет именовать нас лжецами! Торвальд, я так больше не могу!
Герцог метнул на меня ненавидящий взгляд, краем глаза замечая, как ложатся на столешницу части пророчества Богарта и Бана.
— Эта часть принадлежала сэру Персивалю, — произнес сэр Богарт.
— Эта — сэру Галахаду, — вторил ему сэр Бан.
— Милорд, — я поклонился герцогу, — вот эту часть по просьбе моего умирающего брата Гавейна вам передал Артур. Но вы отчего?то не захотели брать ее с собой в Камелот. Вы полагаете, что она и по сей день лежит в волшебной шкатулке посреди вашего шатра. Вот эту я получил от умирающего сэра Кэя на Камланнском поле. Эту взял из рук убитого Лионеля…
Дверь заскрипела.
— Прошу прощения, господа. — В залу вошел высокий голубоглазый юноша со светлыми волосами, разметавшимся по сброшенному за спину хаубергу.
— Констан?! — громогласный Борс резко повернулся к вошедшему. — Что с Ланселотом?
— Благодарю вас, милорд, он жив, хотя и дважды ранен. Но раны не слишком опасны.
— Почему же он не среди нас?
— Мой господин просил всех собравшихся простить его, ибо он не в силах более переступить порог этого замка. Сердце его разрывает проклятие короля Артура. Полный терзания за свои прошлые прегрешения и удрученный скорбью нашей доброй королевы, он решил присоединиться к преосвященному Эмерику в его благом строительстве нового монастыря неподалеку от Камланнского поля.
— «О! Будет кому дрова носить! А то Бэдивер погиб — строительство заглохло. Не, ну Костя, молодец, проскользнул ужом.
— «О! Будет кому дрова носить! А то Бэдивер погиб — строительство заглохло. Не, ну Костя, молодец, проскользнул ужом. Пока Ланселота ждали, на мальца никто внимания не обратил».