— Нет ничего лучше при лихорадке и жаре для утешения возмущения первичных жизненных сред, чем растение, посвященное земле, — худворт[9]. Для того же, чтоб извлечь из сего чудесного растения его излечивающую силу, след взять одну унцию изрядно высушенной травы и, поместив в глиняный сосуд, залить ее крепчайшим медом, вдвое большим по объему, чем худворт. И настаивать так пол?луны. После чего процедить и, собрав в бутыль, давать по одной капле на каждые десять фунтов веса четырежды в день.
Каранток, видимо, отчаявшись усмирить поток речи, вырывающейся изо рта, прикрыл его ладонью и, сделав мученическое лицо, стал подгонять пятками смирного мула, неспешно влачившего свою святую ношу.
— Капитан, ты чего?нибудь понял?
— Ну, если вместо крепчайшего меда взять, скажем, спирт. То, пожалуй, вполне…
— Я не о том! — прервал меня Лис. — По?моему, у святого, уж не знаю, в честь чего случился сдвиг по фазе. Башка нихт, полная абстракция.
— Прострация, — поправил я.
— Да тут шо в лоб, шо по лбу. У него там уже вава на всю голову.
— Ох, — вздохнул я, — кто их знает, этих святых! Мало ли что ему САМ по закрытой связи нашептал. Одно слово — свя?то?о?ой!
Глава 8
Господь, пожалуй, единственный коллектив авторов, не требующий гонорара за свои писания.
Одно слово — свя?то?о?ой!
Глава 8
Господь, пожалуй, единственный коллектив авторов, не требующий гонорара за свои писания.
Вольтер
Густая тень скал?близнецов ползла все дальше, уже полностью закрывая группу, ведомую к хижине отшельника.
— Слава Всевышнему! — бормотал едущий рядом с нами Каранток, сохранявший стоическое молчание со времени своего вдохновенного повествования о друидах. — Нынче доведется мне воочию узреть преосвященного Эмерика и насладиться его высокомудрыми наставлениями. Ибо кто, как не он, есть светоч христианской веры, и кто, как не он, поможет укрепиться в истинной вере страждущему грешнику, искушаемому бесами. Защита Господня да пребудет со мной!
Непонятно, кто был слушателем неистового валлийца. Уж во всяком случае, не мы с Лисом, да и виверна, кружащая над лесом в поисках удобного места для посадки, вряд ли могла слышать его слова. Мне почему?то казалось, что святой пытается убедить себя в чем?то весьма для него самого неоднозначном.
Ветхая лачуга примаса[10] Британии уже была видна, как на ладони, когда ликование нашего спутника было прервано неожиданным Лисовским возгласом:
— Могила!
— В каком смысле? — спросил я, памятуя о том, какой цветисто многозначной может быть речь моего друга.
— Да вот, шагов тридцать влево от хижины. У подножия скалы, — указал Рейнар. — Самая что ни на есть натуральная свежая могила.
Я вгляделся в то место, куда указывал Лис. Действительно, прямоугольник свежеснятого дерна был завален грудой скальных обломков и увенчан в головах грубым деревянным крестом.
— Никак Артурова, — словно читая мои мысли, произнес Лис.
— Скоро узнаем, — пожал плечами я. — Одно можно сказать наверняка. Эмерик не мог в одиночку натаскать этаких глыб, чтобы завалить яму. Стало быть, здесь либо был, либо еще до сих пор есть кто?то из крепких мужчин. Возможно, это действительно мои кузены.
Словно подтверждая эти слова, из хижины, опираясь на длинный шест, вышел широкоплечий коренастый человек с обветренным лицом северянина, в белой рубахе до колен.
— Друид! — завопил Каранток, шарахаясь в сторону и намереваясь дать стрекача.
— Але, святой! Опомнись! — Лис успел схватить под уздцы возмущенного резким поворотом мула. — Какой же это друид, это рыцарь. Только у него отчего?то рубаха чистая и не перепоясанная.
— Действительно, — подтвердил я слова друга. — Это рыцарь сэр Бэдивер, мой двоюродный брат.
— Не друид? — опасливо переспросил Каранток.
— Ни в малейшей степени.
— Кто вы такие, путники? И что делаете в этих местах? — рявкнул сэр Бэдивер, разглядывая приближающихся к развалюхе всадников.
Я думаю, если у Карантока еще оставались какие?то сомнения по поводу принадлежности встречающего к сообществу друидов, то после этих слов, вернее, после тона, которым были произнесены эти слова, они улетучились, не оставив следов.
— Эй, Бэдивер! — крикнул я. — Ты что же, не узнаешь своего брата Торвальда? Или ты забыл моего друга Рейнара, с которым в Дунстанборо вы на спор выпили на две чарки больше, чем весь гарнизон крепости.
— Торвальд! Рейнар! — Здоровяк откинул в сторону палку и бросился к нам. — Откуда вы? Вот ведь негаданная встреча! — Он распахнул объятия и стал попеременно тискать в них то меня, го Лиса. — Где же вас носило так долго? А это кто?
— Да тут один святой с нами увязался, — потирая сдавленные богатырскими объятиями плечи, небрежно кинул Лис. — Звать Каранток. Сын короля Уэльса Берримора, не путать с Дуремаром.
— Звать Каранток. Сын короля Уэльса Берримора, не путать с Дуремаром. Просим любить и всячески жаловать.
Каранток, окончательно убедившийся, что перед ним не друид, а рыцарь в свежевыстиранной рубахе, обратился к нему со смиреной улыбкой:
— Утешь меня, брат мой во Христе. Скажи, здесь ли обитает явленный смертным в поучение стяг истинной веры преосвященный Эмерик, архиепископ Кентерберийский?