И все же, какую бы стойкость ни демонстрировали воины гарнизона, прекрасно сознававшие, что попадать живыми в руки каледонцев — вероятно, худшая из возможных участей, исход схватки был почти предрешен. Скотты теснили нас к башне, и каждый шаг назад стоил изрядной крови и нам и им.
Но сколько их было, этого не ведал никто. Все новые и новые воины одним движением перемахивали через частокол и, спрыгнув со стены во двор, присоединялись к нападающим. В пылу боя я потерял из виду Лиса и в душе молил бога, чтобы доспех, сработанный, как и мой, в лаборатории Института, помог ему выбраться живым из этого ада.
— Бран! — несся над ущельем воинственный клич атакующих.
Да, победа их была почти предрешена, но это самое «почти»… То, что произошло в следующий момент, повергло в шок меня, да, похоже, и всех оставшихся в живых воинов гарнизона. Но то впечатление, которое произошедшее произвело на каледонцев, было просто неописуемо. Ночная тьма наполнилась уханьем, рокотом, нечеловеческим хохотом, леденящим душу завыванием оголодавших оборотней. Казалось, вся преисподняя в полном составе, бросив котлы с недоваренными грешниками, выбралась полюбоваться своими потенциальными клиентами. Если бы вдруг по Чевиотским горам прокатилась волна цунами, и она бы, пожалуй, не смогла быстрее смести размалеванных воинов со стен едва державшейся бастиды.
— Капитан, шо это было? — с радостью услышал я недоумевающий голос Лиса. — Шо?то я не понял последнего маневра. Кому это мы тут спать помешали?
— Не знаю, — честно признался я, закрывая уши ладонями, чтобы не слышать ужасающей какофонии, разносящейся над ущельем.
— Надо же, и такое бывает! — восхитился мой напарник.
— Надо же, и такое бывает! — восхитился мой напарник. — Не, однако этот панк?рок мне положительно нравится. Особенно если учесть, шо эти чертовы колдунцы своими дубинами мне чуть все ребра не растрощили. Ну шо, командир? Блин, как же оно болит! Как ты считаешь, может, сейчас самое время поздороваться с местным начальством?
Я обвел глазами поле боя, засыпанное телами убитых и раненых. Ночь стирала различия между недавними врагами, и оттого картина внезапно наступившего затишья казалась еще более устрашающей.
— Сэр Торвальд, — раздалось за моей спиной.
Я обернулся. У распахнутой двери бастиды, прижимая окровавленную ладонь к голове, стоял юноша лет восемнадцати в добротной кольчуге, опоясанный широким боевым поясом.
— Я Кархэйн, оруженосец сэра Богера Разумного. Простите, я сэр Кархейн. Мой господин только что посвятил меня в рыцари. Сэр Богер просил передать вам, что умирает и вряд ли доживет до рассвета. Он просит вас подняться к нему.
— Я иду, — кивнул я. — Да, сэр Кархейн, велите позаботиться о раненых и сосчитать потери.
— Конечно, сэр. — Юный рыцарь сделал жест одному из воинов выполнять приказ и, поклонившись, попросил меня следовать за ним.
Признаться, я не заметил, когда рядом со мной оказался Лис, но он на правах моего комита — не то оруженосца, не то телохранителя — имел на то вполне законные основания.
— Капитан, как ты думаешь, местные аборигены после этакой психической атаки оставят нас в покое или поутру решат поинтересоваться, что здесь за нечисть колобродит?
— Вероятно, на рассвете надо ждать очередной штурм.
— Вот и мне так почему?то кажется. Тогда ты, как поставленный Ллевелином начальник всего этого безобразия, надеюсь, не будешь возражать, если я тут пошерстю по сусекам? Надо прикинуть, чем поутру отплевываться будем.
— Давай действуй, — коротко кинул я.
— Вот за шо я тебя, Капитан, ценю, так это за поддержку разумной творческой инициативы. Все, — ухмыльнулся он, вытирая пот со лба, — не буду мешать рыцарственной беседе.
На второй этаж, где, по словам юного рыцаря, лежал умирающий сэр Богер, вела приставная лестница, в случае опасности убиравшаяся в прорезанный между толстых потолочных балок люк. Командир гарнизона, еще молодой мужчина, с обширной лысиной, поросшей кое?где редкими пучками волос, лежал на покрытом медвежьей шкурой деревянном топчане, положив одну руку на эфес меча и прижимая вторую к кровавому пятну на белой льняной рубахе.
— Я привел его, сэр Богер, — негромко сказал Кархейн.
— Сэр Торвальд, — прошептал раненый, открывая редкозубый рот, — прошу вас, приблизьтесь. Мне тяжело говорить, ибо последние капли жизни моей утекают в море вечности.
Судя по расположению раны, командир гарнизона говорил правду. Однако ни смертный час, ни боль не могли свернуть его с приличествующего доброму рыцарю куртуазного тона.
— Черная мгла стоит перед моими очами, — продолжал сэр Богер, — и в этой мгле я уже слышу шаги безглазой воительницы, поражающей всякого, рожденного под небесным сводом.
— Не тратьте силы, мой друг. — Я поспешил присесть возле умирающего. — Вы хотели меня видеть?
— Увы, велико мое горе! — простонал он. — Ибо перед смертью своей не суждено мне узреть вас. Мир темен передо мной… — Рыцарь отнял руку от груди и протянул ее в моем направлении. — Возьмите мою руку, и я умру счастливым, ибо какая участь может быть выше признания столь достойного рыцаря!
— Сэр, быть может, вам нужен священник, — начал было я, но осекся, понимая, что во всей округе, пожалуй, не сыщется даже захудалого монаха.