Ллевелин прибыл ко двору короля Утера и тот взял его пажом, он объявил во всеуслышание, что законным отцом сироты является знатный рыцарь сэр Мадуар Закатный, незадолго до того сложивший голову в бою с саксами. Может быть, конечно, это и так, однако, — Кархэйн заговорил еще тише, — сэр Багер утверждал, что сэра Мадуара не было среди рыцарей короля Утера, когда тот гостил в замке Тария.
Я хотел было подробнее расспросить молодого рыцаря об интригующих воспоминаниях сэра Багера Разумного, но тут в залу вбежал один из оруженосцев с золотым драконом Ллевелина на плече.
— Сэр Торвальд, — мальчишка поклонился, демонстрируя почтительность, подобающую при встрече с рыцарями Круглого Стола, — милорд герцог просил вас пожаловать к нему без промедления.
— Хорошо, иду. — Я сделал знак оруженосцу удалиться и, поблагодарив Кархейна, отправился в покои, где ждал момента драгоценный подарок его светлости — роскошный дубликатор, заряженный под завязку и полностью подготовленный к проведению разработанной операции.
— «Лис», — вызвал я напарника, — «ты все слышал?»
— «А как же!» — заверил Рейнар. — «Особенно мне понравилась хохма про Мойдодыра Заветного. И ты знаешь, шо мне сдается?»
— «Думаю, да. Поневоле закрадывается вопрос: а не является ли отцом нашего славного Ллевелина сам Утер?»
— «Ты, ба! Буквально зришь в корень! Хотя, между нами, на старика Утера Ллевелин мало похож».
— «Это верно». — Я задумался, пытаясь вспомнить, кого же напоминает мне лицо Стража Севера. Вроде бы никого конкретно, но… Высокий лоб, прямой уверенный взгляд, ровный, тонко очерченный нос, такие лица сотнями глядели с римских статуй полководцев и императоров. — «На Утера он не похож. Но если мы не ошибаемся, то, вероятнее всего, портретное сходство есть».
— «И с кем, если не секрет?»
— «С первым императором Британии Аврелием Амброзием».
— «То?то я смотрю, морда патрицианская! Слушай, Капитан, но если он тоже Пендрагонус, тогда выходит, что формально прав на британский престол у незаконного сына Утера ничуть не меньше, чем у столь же незаконного сына Артура. Тогда становится понятна вся эта суета с фальшаком».
— «Если только, конечно, он действительно сын Утера. Потому как римские черты лица здесь можно получить по наследству с легкостью необычайной. Не забывай, к моменту рождения Ллевелина и ста лет не прошло, как легионы покинули Британию. А гены, сам знаешь, до седьмого колена могут сказаться. Так что Пендрагон он или нет, это еще бабушка надвое сказала. Но, во всяком случае, мы знаем, что именно нам следует искать. Ладно, — я подхватил заветный ларец, — не будем заставлять потомка цезарей ждать».
«Потомок цезарей» не особо страдал, терзаясь минутами разлуки. Когда я вошел в его апартаменты, Ллевелин весьма энергично раздавал указания военачальникам, спешащим подтвердить услышанные распоряжения и немедля бежать выполнять их.
Увидев меня, он кивнул, давая понять, что я замечен, но даже и не подумал хоть на миг прервать свое занятие. Ждать пришлось довольно долго. Командиры рыцарских отрядов, капитаны лучников, ветераны, помнившие еще вероятного папашу Стража Севера, ныне отвечавшие за обоз, герольды в разноцветных табардах появлялись, уходили, возвращаясь вновь, ожидая новых распоряжений. Каждому из них без промедления ставилась четкая и ясная задача, направленная к единой, видимой лишь взору Ллевелина, цели. Как некий кукловод, держал он крепкой рукой нити управления армией, да и отнюдь не только ею. Я готов был поклясться, что процесс управления доставляет герцогу бездну удовольствия.
— Подойди поближе, Торвальд, — позвал он в ту краткую паузу, когда одни подчиненные его светлости были приставлены к делу, а иные еще не пришли. — Еще раз прости за вчерашнюю вспышку. Мне тут доложили, будто ты сражался на судебном поединке в лагере Ланселота? — Он пытливо поглядел на меня, очевидно ожидая, что я не замедлю огласить причину боя.
— Верно, милорд, — склонил голову я.
— Верно, милорд, — склонил голову я. — И победа осталась за мной.
В зале воцарилась тишина. Мы оба держали паузу. Но правота хода была на моей стороне. Я ответил на вопрос герцога и смиренно ждал следующего.
— И что же послужило причиной боя?
— Оскорбление, нанесенное в присутствии многих свидетелей. Оскорбление, с которым я не мог, да и не имел права мириться.
— Вот как, — улыбнулся Ллевелин, по достоинству оценивая мою «скромность». — А мне рассказали, ты дрался из?за меня.
— «О?о?о!» — взвыл на канале связи Лис. — «О, эти черные глаза меня пленили, седые пряди не дают уснуть! Я бился из?за тебя, ибо сердце мое клокочет, как чайник, забытый на плите нерадивой хозяйкой. И если пар сейчас пойдет из моего носика, то лишь затем, чтобы моя великая любовь не снесла крышку у черепной коробки».
— «Лис, ты бы это все лучше рассказал сэру Томасу Мэлори. А я уж как?нибудь сам справлюсь».
— «Ну, как знаешь, как знаешь! Но вот не хватает в твоей речи образного пафоса. Тебя спрашивают, сколько будет дважды два, ты брякаешь в ответ — че?е?тыре! Или: благодаря вашим стараниям четыре, с этого дня. Или…»
— «Сережа, ты можешь помолчать?» — взмолился я.