У крыльца клиники Гриша увидел Карину. На ней был потрясающий кремовый костюм, в руках она держала огромный букет.
Гриша помахал ей рукой и улыбнулся, но вдруг заметил, что Карина чуть не плачет.
— Гриша, ну ты посмотри, что они со мной сделали! — воскликнула она и потрясла головой.
— Кто? — не сообразил Гриша. — Постой, ты прическу, что ли, сменила?
— Собралась к подруге на годовщину свадьбы, заехала в салон, а там… Карина со злостью щелкнула каблучком об асфальт. — На компьютере все красиво смотрелось, а как сделали — плеваться хочется. И что теперь — в другой салон ехать, переделывать?
— А по-моему, у тебя все хорошо, — ответил Гриша, не понимая причины гнева.
— Хватит надо мной издеваться, я сейчас выкину этот букет и никуда не поеду! Не могу я в таком виде…
— Нормальный вид, — проговорил Гриша вполголоса.
— А вы не пробовали распустить вот здесь, — деликатно поинтересовалась Светлана.
— Что? — Карина уставилась на незнакомку. — Нет, ничего я не пробовала. Я вообще боюсь это трогать, чтоб еще хуже не сделать. Хоть парик надевай!
— Ну, зачем парик? Разрешите? — Светлана подошла и неуловимым движением поменяла что-то в прическе Карины. — Вот так ничего?
Та взглянула на свое отражение в стекле машины.
— Кажется, ничего… — пробормотала она.
— А теперь так, — продолжала Светлана. — И здесь отпустим. Можно я заколочку уберу? У вас нет с собой расчески?
— Девушка, а вы… вы кто? — пробормотала Карина и перевела взгляд на Григория.
— Не волнуйтесь, я профессиональный парикмахер.
— Гриша, ты; должен был меня с ней раньше познакомить!
— Как насчет расчески? — напомнила Светлана.
— Конечно, конечно, есть, сейчас… Ой, девушка, пойдемте лучше ко мне, только быстрее, я вас умоляю, за мной сейчас уже приедут…
Света вернулась через несколько минут, при этом она смущенно улыбалась.
— Вот, — сказала она и показала на ладони несколько смятых купюр. — Учти, я не хотела брать, она силой дала.
— Ну, возьми, — рассмеялся Григорий. — Заработала ведь.
-Все равно я не собиралась брать с нее деньги. Она сказала, что будет приводить ко мне подруг.
— Ну, вот! У нее все подруги богатые. Сдирай с них деньги, а работу бросай.
* * *
Очень скоро они были вдвоем на берегу и медленно шли к лодочной станции. Стояла хорошая погода, дул теплый ветерок, вода чуть слышно плескалась у самых ног.
— Почему людям так нравится бывать у воды? — задумчиво произнесла Светлана. — Ты не замечал, что можно долго-долго смотреть, как течет река или волнуется море, и не надоест?
— Потому что река и море постоянно меняются. Наверно, когда стоишь на твердом и постоянном берегу, вечно движущаяся вода имеет особый смысл. Вода утекает — берег остается. Человеческая жизнь — как вода, она тоже утекает, а эти берега еще долго будут такими же. Это трудно постигнуть сердцем, ведь человеку кажется, что с его смертью исчезает весь мир.
— Посмотри, как красиво, — Светлана остановилась между двух старых ракит и повернулась к глади озера. Стволы деревьев, словно рама картины, выделяли простой законченный пейзаж — солнечные блики на воде, лодка, дальний берег, чуть затуманенный вечерней дымкой.
— Ну, вот опять, — сказала она через минуту. — Стоим и смотрим. А знаешь, мне кажется, дело не в том, что вода утекает и жизнь утекает. Мне всегда казалось, что море живое. И реки тоже живые. И на них можно смотреть, как на играющих котят.
— Да, наверно, — согласился Гриша. — Ведь есть мертвые реки, и наблюдать за ними совсем неинтересно.
— Что ты все о смерти? — капризно нахмурилась Светлана. — Не надо. Нет, теперь я точно знаю, что море живое. Это самое большое, самое мудрое и сильное существо на свете. Оно все знает, ведь вода есть везде. Реки тянутся к морю со всего света и все ему рассказывают.
— Ты это чувствуешь?
— Да. Да, когда стою на берегу и смотрю, и… И ни о чем не думаю. Как давно я не была на море, Гриша. А я так люблю смотреть на него и ни о чем не думать.
А я так люблю смотреть на него и ни о чем не думать. Оно думает за тебя.
— Как можно ни о чем не думать?
— А ты попробуй. Вместо твоих мыслей и тревог должно быть что-то… какая-то музыка. Нет, здесь у тебя не получится, для этого нужно море. Там ты сам почувствуешь, что оно живое. Лежит перед тобой, дышит, и его можно погладить. Ты ведь врач, ты должен уметь чувствовать жизнь. Ну, пойдем…
Оторвавшись от пейзажа, они вновь побрели вдоль берега.
— А все-таки, Гриша, ты умеешь чувствовать жизнь?
— В каком смысле?
— Ну… Как художник чувствует краску. Нет, я не знаю. Мне просто одна подруга говорила, что все врачи немножко психи. И что человек для них — просто рабочий материал.
— Откуда ей знать? Некоторые люди черствеют, некоторые — нет. Врачи, они или чиновники, или учителя — не имеет большого значения, хотя, да, есть такое понятие — профессиональная деформация. А что касается жизни… Нет, я не согласен. Видишь ли, Света, когда человеческое тело перестает быть для тебя тайной, когда ты понимаешь, что это лишь груда мокрых слипшихся кусков, жизнь видится как-то отдельно. И ценить ее начинаешь по-особенному.
— А мне иногда кажется, что некоторым врачам нравится мучить людей. Вот скажи, зачем зубной врач тычет в больной зуб своими иголками? Я ему и, так могу сказать, что больно. А еще, когда вы оживляете людей электричеством… С таким зловещим видом трете друг о друга эти штуки на проводах, будто нравится.