— Ну… Вот… — девушка протянула ему толстую, очень старую папку со стандартным для предвоенных лет оформлением. — Если будете забирать, распишитесь…
Он умчался в свой кабинет, заперся, вырвал шнур телефона из розетки. Все к черту! Чего только нет в архивах госбезопасности, но не поймешь важности этих заскорузлых бумажек, пока не придет его величество Случай.
Папка называлась просто: «Использование патологических дефектов человека в оперативной работе». Она имела небольшое приложение под заголовком «Искусственное продуцирование аномалий развития», но там в основном содержались ссылки на какие-то другие материалы.
Основная часть была куда интереснее. Материал заводился еще в двадцатых годах, и можно было только удивляться, как легко в рабоче-крестьянских комиссарах соединялись народная простота и извращенная жестокость.
Шли многочисленные отчеты. О том, как людей-карликов под видом больных детей пытались использовать для проведения диверсий.
Как по больницам собирали уродов и формировали из них особые отряды для запугивания темных, суеверных крестьян и дискредитации авторитета церкви. Как тех же самых уродов держали в подразделениях НКВД в качестве палачей для проведения пыток и психического воздействия на арестованных. Попадались снимки, зарисовки.
Чем свежее была документация, тем больше становился заметен научный подход к теме. Отчеты и садистские рекомендации постепенно иссякли, уступив место описаниям. Вооруженная власть проявляла самый неподдельный интерес к диким людям, пойманным в лесах, к необычным существам, которых время от времени видели в разных концах страны.
Материал был довольно скуден, и его достоверность то и дело вызывала сомнение. Но вот попалось описание человека, который мог несколько десятков минут проводить под водой. На скверной фотографии, правда, мало что можно было различить, однако это уже был документ.
Майор листал папку быстро, не задерживаясь на описаниях того, какие жуткие или, наоборот, феноменальные формы принимает иногда человеческое существо.
И наконец на одной из страниц взгляд его, словно рыболовный крючок, зацепился за изображение. Соляков торжествующе рассмеялся. На прекрасной отчетливой фотографии он увидел, без всякого сомнения, то самое чудище, которое провели мимо него в коридоре клиники.
Это было похоже на сбывшийся сон. Все, что удалось вспомнить майору, оказалось не бредовыми галлюцинациями, не последствиями чистки памяти. С этой минуты он имел реальный факт, с которым можно работать. Если материал вшит в дело, значит, на него распространяется компетенция ведомства. А стало быть, уже нетрудно обосновать свой интерес к деятельности клиники.
Майор быстро просмотрел описание. Потом стал вчитываться внимательней было что почитать и чему удивиться. Как оказалось, существо рождено обычной женщиной — учительницей Полиной Захарук, сосланной в 1949 году в лагерь под Мурманск. Две акушерки стали свидетелями того, как чудище вывалилось из ее чрева.
Охрана хотела сжечь новорожденного монстра, однако какие-то биологи из числа заключенных упросили этого не делать. Четыре года уродец рос в собачьей клетке, «враги народа» делились с ним своей пайкой. Научили произносить отдельные слоги, просить есть, пить.
О необычном случае было доложено в Москву, и в лагере уже ждали приезда каких-то ученых. Но они все не ехали и не ехали, а потом лагерь был ликвидирован. Существо исчезло бесследно, осталась только фотография.
Майор перелистнул страницу, и вдруг его взгляд наткнулся на директиву, которую, судя по свежести бумаги, вклеили в дело совсем недавно. Он быстро пробежал глазами текст: «…В случае обнаружения… принять меры к охране… исключить любые контакты… незамедлительно сообщить в официальное представительство фонда «Врачи мира за милосердие»… при возможности, обеспечить доставку…»
Ниже были вписаны от руки несколько телефонов — судя по коду, иностранных.
Соляков оторопел. Некоторое время он сидел, уставившись на текст и пытаясь осознать прочитанное. Директива в категоричной форме отнимала у него право на какую-то самостоятельность в этом деле.
«Впрочем, снять с себя ответственность и переложить ее на авторов документа — не самый скверный исход, — подумал он. — Хорошо. Доставка так доставка. Главное, появилась хоть какая-то определенность. Главное, я знаю, что мне теперь делать».
* * *
Сударев позвонил в клинику поздно вечером. Донской был прилично пьян, но смог собраться с мыслями и ответить.
— Что ж ты, Андреич?.. — укоризненно произнес Сударев. — В городе уже говорят, что ты моего человечка нашел, а сам молчишь.
— В городе говорят? — удивился Донской. — Интересно, кто?
— Отвечай, нашел или нет?
— Ну… Да, нашел… только что. Как раз хотел вам звонить.
— Хотел он… — ворчливо проговорил Сударев. — Ладно, хватит нам с тобой в прятки играть, сейчас я за ним приеду.
— Ладно, хватит нам с тобой в прятки играть, сейчас я за ним приеду.
— Нет-нет! — запротивился Донской. — Сейчас нельзя, ни в коем случае! Он не в том состоянии…
— Хватит! — рявкнул собеседник. — По городу бегать у него есть состояние, а со мной говорить — нету? В общем, жди.