— От природы, ты хочешь сказать?
— И от природы в том числе. Вообще, это цель любой науки, даже экологии.
— А нужна ли нам независимость от природы? Нет, я спрошу по-другому: Получается ли у нас быть независимыми от природы хоть на каплю больше, чем две, три тысячи лет назад?
— Я считаю, получается, и примеров сколько угодно. Вот, скажем, известна тебе история города Коканда?
— Город кретинов? Как же, как же…
— Нет больше города кретинов. Потому что наука выделила проблему йодного дефицита и подсказала, как ее решить.
— Ну, проблема-то далеко не решена… А знаешь ли ты, сколько лекарственных препаратов делают из трав, животных ферментов, минералов? Где уж тут независимость от природы…
— Значит, врачевание все-таки не противоречит ее законам? — рассмеялся Гриша. — А ты сам себе противоречишь.
— Хватит, тошнит уже от вас, умников чертовых! — рассердился Костя. — Вы как лесорубы, ей-богу…
— Нет, подожди! — осадил его Алексей. — Разговор закончить надо. Назови мне хоть один природный процесс, похожий на то, что мы делаем с несчастными пациентами.
— Назову, и не один, — ответил Гриша. — Лекарственными травами, например, пользуются не только люди, но и собаки, олени, зайцы…
— Ну, травы — да, согласен, — неохотно кивнул хирург. — Но ты видел где-нибудь, чтобы олень ставил другому гипс, а заяц шарахал зайчиху дефибрилятором? Ты видел собаку, которая бегала бы с инсулиновым шприцем в зубах?
— Не видел, — сказал Григорий. — Вот потому собаки дохнут, а люди живут.
— Люди тоже дохнут! Но один человек не может копаться в другом. Нельзя вмешиваться в то, что не тобою создано. Дело врача — только указать больному путь к исцелению, а пройти этот путь человек должен сам.
— Помесь буддизма с бытовым знахарством, — прокомментировал Гриша.
— Вот-вот, только знахарство нам и останется. Через десяток лет половину наших лекарств можно будет выкидывать на помойку. Пенициллин уже потерял половину своей эффективности — возбудители привыкли к нему. Прививки, иммунитет — все это ерунда. Привитые люди — ходячие инкубаторы вирусов-мутантов. Гепатит за последние десять лет мутировал уже четыре раза, его последняя форма вообще неизлечима…
Алексей хотел еще что-то сказать, но вдруг весь потух, замкнулся и, махнув на Гришу рукой, опрокинул в себя рюмку водки.
— Не принимай близко к сердцу, Гриша, — посоветовал Донской, усмехаясь. Здесь много таких философов. Может, и сам таким станешь. А пока отдыхай.
— Я пошел, — сказал Алексей, резко вставая.
— Посиди, — пытался остановить его Костя.
— Не могу. Мне еще резать предстоит, — он помахал всем рукой и вышел.
Мне еще резать предстоит, — он помахал всем рукой и вышел.
— Кого он собрался резать? — не понял Гриша.
— Да так… — неохотно ответил Донской. — Маленькую операцию надо сделать.
— Он пьяный делает операции? — изумился Гриша.
— А ты видел, чтоб хирург на операцию трезвым шел? — удивился в свою очередь Костя.
— Да ничего страшного, — сказал Донской. — Там такая операция, что трезвым и не возьмешься. Да и не очень он пьяный…
— Ты, Гриш, не обижайся на него, — посоветовал Костя. — У него работа трудная, он малость на судьбу обижен и как бы не в себе. Работе это не мешает и ладно.
«Мало того что пьяный, еще и не в себе, — мысленно подивился Гриша. — И это — в частной больнице, где за стакан пива, выпитый в рабочее время, должны выгонять с работы».
Костя потянулся было к бутылке, но тут раздалась мягкая трель телефона.
— Да, слушаю, — со вздохом произнес Донской, взяв трубку. В следующую секунду он отставил рюмку и распрямился: — Начинай сам! — скомандовал он невидимому собеседнику. — Мы сейчас будем!
— Что там? — встревожился Костя.
— Подъем, ребята, — сказал Донской, хватая с вешалки халат. — Во флигеле тревога, аппаратура сигналит. Сам ничего пока не знаю, там дежурный разбирается.
Гриша встал, порадовавшись, что не успел напиться. В отличие от хирурга он старался делать свою работу только в трезвом виде.
Они быстро шагали по полутемному подземному коридору, на ходу застегивая халаты. Режим стерильности на этот раз был решительно оставлен без внимания, время торопило.
Дверь с кодовым замком, коридор, еще одна дверь — и все трое оказались в помещении с прямоугольными ваннами, которое Гриша однажды успел мельком увидеть. В ноздри заползла кислая удушающая вонь, с которой не справлялась вентиляция. Углы комнаты утопали во мраке, свет ультрафиолетовых ламп лишь слегка очерчивал контуры.
— Сюда! — раздался голос из мрака. Кто-то щелкнул выключателем, лампы разогнали фиолетовые сумерки. Дежурный медик в оранжевом комбинезоне, перчатках по самые локти и маске склонился над одной из ванн.
— Задышал слишком рано, — сообщил он. — Похоже, бульон в легких.
— Ты уже делал что-нибудь? — спросил Донской, поспешно натягивая такие же длинные перчатки.
— А что я мог? Пока только держу над поверхностью.
— Черт, не было печали. — Донской поманил Гришу: — В той комнате — каталка с аппаратурой. Вези сюда, бегом.
Гриша заскочил в узкое помещение со стеллажами, уставленными коробками, бутылями, газовыми баллонами, приборами под полиэтиленовыми чехлами. Двухъярусная тележка стояла прямо у двери, верхняя часть была покрыта чистой простыней, а внизу под такой же простыней топорщились углы каких-то приборов.