— Поторапливаемся. Осторожно… — произнес Григорий, приступая к перекладыванию пациента на носилки. — Алька, сверни свой халат в валик — и под шею… И старайся не смещать голову…
Поставить каталку на колесики не удалось — не было места проехать, пришлось тащить ее между машинами на руках. Алька пошла вперед, она несла чемоданчик и вела под руку девицу. Та начала утихать, увидев, что врачи наконец-то зашевелились.
Все четверо находились на полдороге к «рафику», когда ночь вдруг превратилась в день. Взметнувшееся за спинами пламя бросило тени вперед и вверх, на стены домов. Григорий почти не услышал грохота и пронзительного женского визга, потому что в ту же секунду заорал своим: «На землю!»
Он и сам сразу присел, стараясь не уронить носилки, но почувствовал ладонями, что сзади, со стороны Семеныча, они стукнулись-таки об асфальт.
— Семеныч, держать же надо! — в сердцах воскликнул он. Затем спросил: Все целы?
— Мы — целы, — послышался испуганный голос Альки.
Слышался стук — сверху валились обломки, поднятые взрывом.
Слышался стук — сверху валились обломки, поднятые взрывом. Семеныч кряхтел где-то в темноте сзади, так и не поднявшись с асфальта.
— Ну, давай поднимай! — поторопил его Гриша, снова впрягаясь в носилки.
— Обожди, — голос у водителя стал немного странным.
— Да что там у тебя?!
— Он у вас раненый, — сказал кто-то. Какой-то человек высунулся из кабины хлебного фургона и показывал пальцем на Семеныча. Гриша подошел, опустился на корточки.
-Что?
— А-а… — с досадой вздохнул водитель. — Во, гляди…
Он повернулся правым плечом. На кожаной куртке зиял геометрически ровный надрез, в глубине которого блестела свежая кровь.
— Глубоко?
— Да не пойму, — сокрушенно ответил Семеныч. — Оно как бритвой, я и не почуял. Погоди, сейчас подымусь…
Он встал и тут же оперся о руку Григория — его качало.
— Ох, чего-то голова идет кругом… Идем скорей. Алька, не дожидаясь указания, взяла носилки, привычно заняв место у ног пациента — где полегче.
Через минуту они отгородились от шума, снега и ветра дверями санитарного «рафика». Семеныч оглядел всю компанию и слабо усмехнулся.
— Не машина, а больница, — сказал он. — Одни больные.
— Алина, займись, — велел Гриша, кивнув на Семеныча. — Потом не забудь сделать столбняк дамочке.
Сам он склонился над носилками. Мужчина уже не подавал видимых признаков жизни. От него пахло коньяком и мочой. Григорий послушал пульс, посмотрел давление. Он все-таки был жив. Почти жив. При определенном везении оставался шанс вытащить его.
— Гриша, — раздался заметно ослабевший голос шофера, — извини, но я сегодня уже не ездец.
— Ничего страшного, — попробовала успокоить его Алька. Она сняла с Семеныча куртку, рубашку и теперь накладывала бинты. — Надрез неглубокий, кровопотеря легкая…
Григорий покосился на рану и понял, что без штопки здесь не обойтись.
— Может, потеря и легкая, но… Годы-то мои какие? Гриш, ты попроси милицию за руль…
Григорий не ответил, занятый пациентом, лишь с сомнением покачал головой. Он видел — после взрыва на дороге поднялся такой переполох, что всем было не до них.
Тут напомнила о себе девчонка, до сих пор молча наблюдавшая, как Гриша колдует над ее Сережей.
— Можно я от вас позвоню? — спросила она, показав на «Алтай».
— Сама не сможешь, а показывать некогда, — отмахнулся Григорий.
— Мне очень нужно. Покажите, пожалуйста. Послушайте, а куда вы его повезете?
— Ближе всего — «Красный крест». Наверно, туда.
— Ну, пожалуйста, мне очень надо позвонить!
— Да подожди же! Как поедем — тебе наберут номер.
— Мне срочно нужно, — она снова начала заводиться. — Откройте дверь!
— Эй, ждать не будем! — крикнул ей вдогонку Григорий, но девица уже выскочила на улицу и скрылась за машинами.
— Вот неугомонная, — с осуждением сказал Семеныч.
— Я сажусь за руль, — решил Григорий. — Алька, работай с человеком, ты знаешь, что делать.
— Капельницу ставить? — уточнила она.
— Да, поставь. Пятьсот кубиков желатиноля в бедренную артерию. Сама сможешь? Давай скорей, пока не тронулись.
— Смогу, поехали.
Гриша под ревнивым взглядом Семеныча пересел за руль, прошелся руками по рычагам. Он не водил уже почти год, но чувствовал себя вполне уверенно, поскольку с техникой всегда умел обращаться.
Завыла сирена. «Рафик» с натугой тронулся и пополз вперед, выпутываясь из лабиринта машин.
— Не гони, — сурово предупредил Семеныч. — На перекрестках притормаживай. Тише едешь — сам знаешь… Такие времена, что на твою мигалку никто не поглядит.
Он хотел еще что-то сказать, но сил осталось немного. Семеныч откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза.
Григорий взял трубку телефона, вызвал диспетчера «Красного креста».
— Тридцать второй, везем клиента в нейротравму. Давление — сорок на двадцать, коматозник.
Давление — сорок на двадцать, коматозник. Готовьте реанимацию.
Машина разогналась и помчалась по пустеющей вечерней улице, полыхая синим маячком. С момента вызова прошло не больше десяти минут.
-Ты эту катафалку сменишь наконец? — лениво спросил Кича, когда «Опель» опять с грохотом подбросило на яме.
Ганс помолчал, не отрывая взгляда от дороги, потом ответил: