— Не больно так? — спросила девушка.
— Делай свое дело, Зида, — сказал Мустафа. — Я скажу, когда будет больно.
Она кивнула и продолжила ровнять его ногти маленькими блестящими кусачками и пилочкой. Мустафа смотрел в экран огромного телевизора и усмехался тому, как его старый приятель Володька Артамонов, ныне занимающий хорошую должность в какой-то администрации, излагал свои планы борьбы с коррупцией.
«Вместе будем бороться», — подумал Мустафа и еще шире улыбнулся.
Ногам, распаренным в горячей воде, было хорошо и уютно. Мягкие прикосновения молодых женских пальчиков ласкали и убаюкивали.
В приоткрытую дверь просунулась голова Балумо, которого Мустафа держал в качестве дворецкого. Парень был родом из Анголы, некоторое время учился в каком-то московском университете, а потом был выгнан за пьянку. Мустафа подобрал его на автомойке, где он зарабатывал на хлеб, устроил у себя. Знакомые были просто в восторге от этой выдумки — еще никто не догадался заиметь дома слугу-негра.
— Там Кича пришел, — сказал Балумо. — Пускать или ждать?
— Впускай.
Кича нерешительно вошел в большую, вычурно обставленную комнату, где бывал всего несколько раз. Мустафа протянул ему мягкую расслабленную ладонь, слегка сжал.
— Принес?
— Вот, — Кича положил на столик пачку зеленых банкнот, перетянутую резинкой. — Я уже считал, восемь тысяч ровно.
— Без заморочек?
— Все было, как по рельсам. Отдал, да еще извинился. Надо бы с ним еще насчет стоянки погундосить…
— А что за вопрос?
— Да там какой-то сарай стоит, памятник архитектуры. То ли Гоголь в нем ночевал, то ли Пушкин с Лермонтовым встречался.
.. Сносить нельзя.
— Ну, это решим. Иди отдыхай.
— Я чего хотел спросить… — Кича в нерешительности пожевал губу. — Тут есть лавочка одна…
— Давай короче.
— Ну, да. Больничка, называется «Золотой родник», знаешь?
— Слышал, — пожал плечами Мустафа.
— А чьи они? — Кича бросил на Мустафу быстрый взгляд, пытаясь заранее угадать реакцию.
— Не знаю. Вроде кому-то помогали ребят по-тихому заштопать. А зачем тебе?
— Парень мой интересуется, Ганс. Есть задумка.
— Зида, осторожнее! Мне же больно!
— Извините…
— Выкладывай, что твой щенок придумал.
— Про «Снегопад» слышал? Ганс думает, что через больничку можно синтетику в город возить. Риска меньше — они же врачи, у них и ксивы, и связи… Кстати, там доктор работает, который…
— И этот пацан хочет ее к рукам прибрать? — Живот Мустафы задрожал от мелкого смеха.
— Ну да, — Кича тоже ухмыльнулся за компанию.
— Ты знаешь, почему я дрянью не торговал и никогда торговать не буду? спросил Мустафа, резко оборвав смех.
— Нет, не знаю, — Кича заволновался. — Почему?
— Потому, что это опасно.
— Так это… Весь город в доле. Когда все вместе — вроде и не так опасно.
— Пусть весь город делает что хочет и сходит с ума, сколько ему угодно. Сейчас уже не нужно лезть в пекло, чтобы иметь прибыль, как ты этого не понимаешь? Можно торговать трусами или носками — и иметь навар не хуже, чем от героина. Надо только создать себе условия. Я этим и занимаюсь — создаю условия, в том числе и для вас, придурков. Можно не платить их дурацкие налоги, можно закрывать чужие магазины, можно продавать плохой товар под видом хорошего — все это прибыльно, но не опасно. И мы в отличие от других можем себе это позволить. Ты хорошо меня понимаешь?
— Да! — с готовностью отозвался Кича.
— Я зарабатывал деньги еще в школе. Мой друг с фотоаппаратом размножал карты с голыми бабами, а я их продавал. И знаешь, какая у меня была самая большая мечта?
— Продать побольше? — пожал плечами Кича.
— Ты идиот. Я мечтал не прятать эти деньги от родителей и чтоб не было известно, откуда они берутся. Деньги пахнут! Любой капитал должен быть легализован — этого нужно добиваться. Поэтому никаким «Снегопадом» я не занимаюсь. Я выплыть стараюсь, а ты — наоборот, поглубже в дерьмо залезть.
— Да это не я, это Ганс… — обронил Кича, но Мустафа не обратил внимания.
— Ко мне депутаты пить приходят, со мной начальник милиции советуется. Знаешь почему? Потому что я — это порядок. Я и чужих в район не пускаю, и своих в узде держу. А придурковатые парни мне все портят.
— Значит, не стоит в больничку соваться?
— Решай сам, я свое мнение сказал. А засранцу своему передай, что с такими аппетитами он сгорит быстро.
Взгляд Кичи случайно упал на ноги Мустафы. Девушка, прежде чем покрывать ногти лаком, вставила между пальцев бумажные трубочки. Кича едва заметно усмехнулся.
— Что смешного? — спросил Мустафа.
— Нет, ничего! — замотал головой Кича. Но, поскольку шеф ждал ответа, он продолжил: — Просто вспомнилось. «Велосипед» это называется. Ну, когда бумажки между пальцами вставляют, а потом поджигают.
-Ты что-то имеешь в виду? — насторожился Мустафа.
— Нет, просто вспомнилось, — Кича смущенно замолчал. — Я пойду?
— Иди. Нет, постой. А чего это твой гаденыш деловой такой? Ты ему мало платишь?
— Обыкновенно плачу, — развел руками Кича. — А за что ему платить-то?
— Может, ему нужно место указать, чтоб не совался куда не надо?
— Я поговорю. Да это все так… Хочет пацан подняться, вот и ищет.
— Ищет, значит? А ты расскажи ему, как ты сам поднялся, а?! — Мустафа захохотал, и девушка убрала руки, чтоб не испортить работу на трясущихся ступнях. — Поделись с молодежью, как стал бригадиром.