— Ладно, сопляк, вытащу тебя. Те люди Луку скоро отсюда увозят. Может, через неделю, может — завтра, а может, и прямо сейчас. Это не твоя, в общем, забота. Я тебе все укажу: кто его везет, куда, когда, на какой машине. Твое дело будет простое — подъехать и забрать его. Если забрать не получится, тогда можно его немножечко застрелить…
— Кого?! — Ганс не поверил ушам.
..
— Кого?! — Ганс не поверил ушам. — Луку — застрелить?
— Ага. А ты чего расстроился? Он больше не нужен. У нас, парень, как в горах — каждый день погода меняется. Сегодня ты нужен — завтра…
Саламбеков наконец присел, наблюдая за растерянным, до крайности озадаченным Гансом.
— Я все равно один не смогу, — угрюмо проговорил тот. — Мне ребят придется брать. А ребятам платить надо, а вы деньги у меня забрали.
— Каких таких ребят? — нахмурился Саламбеков. — Мало нам тебе, сопляку, нос утирать, ты еще с собой свой детский сад брать хочешь?
— Я не смогу один, — обреченно повторил Ганс.
— Э-э… Опять мальчик заплакал. Ну, как с тобой таким дела делать? Что же, если не хочешь… — Саламбеков быстро, упруго встал. — Иди куда хочешь, — и он демонстративно открыл перед Гансом дверь.
— Куда? — Ганс даже попятился.
— Мир большой, — пожал плечами собеседник. — Не найдешь, куда пойти?
— Н-нет! — Ганс почти с ужасом смотрел на солнечный свет, упавший на пол сарая. — Я туда не пойду! Я без вас не могу!
Он боялся открытого неба и людей, наводнявших улицы, боялся оторваться от этих сильных, могущественных хозяев, во власти которых многое.
— Не пойдешь? — Саламбеков деловито прикрыл дверь. — Тогда, можно считать, договорились. Ганс не знал, радоваться ему или ужасаться.
— Жди команды, пацан, — с начальственной интонацией объявил Саламбеков. Если получится, может, и отправлю с тобой своих ребят. Чтоб сопли тебе вытирали. А нет — значит, нет.
И он ушел под шуршание своих пятнистых штанов.
* * *
Команда на подъем прозвучала этой же ночью. Сонный, мало чего соображающий Ганс выбрался во дворик, залитый бледным светом прожектора.
Было довольно прохладно и сыро, возле ворот лаяла и гремела цепью собака.
Саламбеков с какой-то зловещей усмешкой отдал Гансу ключи от «Хонды» и пистолет. Деньги, украденные из квартиры Кичи, Ганс не получил, что очень ему не понравилось.
— А вот эти ребятишки за тобой приглядят, — сказал он и указал на двоих незнакомых парней, куривших неподалеку возле серого «Форда-Скорпио». Замешкаешься — подгонят, будет трудно — помогут.
Он еще долго и обстоятельно объяснял Гансу, куда и за кем ехать, а тот все поглядывал на сопровождающих. Парни ему не нравились, они напоминали злых голодных псов, хищных бродяг. Они и выглядели почти одинаково — оба в просторных темных брюках, легких черных рубашках с белым незатейливым узором, какие любят носить кавказцы. Оба сухие, худощавые, коротко стриженные, с выбритыми угловатыми лицами и колючими глазами.
Ганс выслушал последние наставления и сел в машину, сопровождаемый недобрым прищуром Саламбекова. В темноте ночи он чувствовал себя безопаснее, чем под ярким солнцем. Впрочем, еще лучше ему было бы сейчас в сотне-другой километров от этого места, в каком-нибудь глухом уголке. Ребята торопливо побросали окурки, и их «Форд» двинулся следом.
Лишь на рассвете они догнали белый джип и около часа двигались за ним на пределе видимости. На трассе было полно машин, то тут, то там торчали из кустов мобильные милицейские посты, по обочинам стояло неисчислимое войско торговцев со своими извечными кастрюлями, плюшевыми куклами, чипсами, воблой и газировкой.
Наконец Ганс не выдержал и, подмигнув стоп-сигналами, пристроился к обочине.
— Че ты встал? — настороженно и с неприязнью спросили у него из «Форда», замершего рядом.
— А что я могу делать? — огрызнулся Ганс. — Не дорога, а толкучка. На каждом километре по менту, а у меня ствол на кармане. Ночью их надо гасить, когда на постой причалят.
— Ага, нам делать нечего, как с тобой тут до ночи кататься! Делай дело — и отваливаем! Они тоже не лохи — на ночь встанут, где народу побольше и свет горит.
Ганс понял, что ребят его трудности ни на грош не интересуют. Им главное результат и благополучное возвращение. Да и Саламбеков не продумал, что делать на дороге.
Да и Саламбеков не продумал, что делать на дороге. Понадеялся, сволочь, что Ганс с отчаяния ринется, как торпеда, и все размолотит вдребезги, не думая.
Он вдруг разозлился.
— Ну, если так, — процедил он, — то надо их на ходу долбить. Просто, внаглую.
— Ну, долби! — ответили ему сопровождающие. — Что ты нам-то все докладываешь? Сделаешь дело, тогда доложишь.
— Как я буду долбить?! — завелся он. — Я машину веду, у меня руки заняты! Мне сказали, вы поможете. Вот и помогайте.
— И чего ты хочешь? — последовал настороженный вопрос.
— Чтоб кто-то машину вел. А я… — он разом обмяк, представляя, как ему придется расстреливать водителя джипа.
Парни начали тихо совещаться. Им не нравилось, что придется участвовать в деле. Они надеялись, что это интересное кино они посмотрят со стороны — из мягкого и просторного салона «Форда». Но они знали, что дело должно быть сделано — с них тоже за это спросят.