Сразу, вслед за ним пришел Костя, причем не один.
Парня, которого он привел, звали Алексей, и был он хирургом. Небольшого ростика, с опущенными плечами, вечно улыбающимся лицом и маленькими суетливыми руками, он производил впечатление сильно пьющего человека. На коллективных гулянках он никогда не произносил тостов, не приглашал девушек танцевать, а лишь сидел в углу, то и дело подливая себе в рюмку. Встречаясь в коридоре, он почему-то не здоровался, стремясь скорее прошмыгнуть мимо.
Гриша ничего не знал об этом человеке, пока не услышал фамилию. Оказалось, это Коровин — тот самый, что пару лет назад спас рабочего химкомбината, у которого при взрыве котла в груди застрял манометр размером с банку сардин. Шесть часов операции потребовалось, чтоб извлечь манометр вместе с осколками стекла и очистить все от какой-то едкой химической дряни, которая натекла из камеры прибора.
— Хлеб наш насущный! — провозгласил Костя, доставая из коробки запеченных в фольге цыплят, салаты в пластиковых упаковках, фрукты и баночки с маринадами. Он опять был похож на хорька, раскладывающего в норе зимние припасы.
Новые участники застолья прервали разговор. Гриша курил, глядя в телевизор, и вспоминал своих. Он испытывал странное чувство вины перед товарищами, которые остались работать в «мясорубке» и обречены были отдавать ей силы, годы. Кому из них повезет так, как ему?
Гриша решил, что найдет время, накупит гору еды и выпивки и заявится на подстанцию, чтобы каждому сказать, что он ничего и никого не забыл.
Только бы ребята не сочли это за выпендреж, только бы поняли правильно…
— За что пьем? — спросил Костя, наполняя рюмочки.
— За академика, — ответил Донской. — Того, который обосновал пользу каждодневного пития после еды. Только мы с Гришей фамилию не вспомнили. Ты не знаешь случайно?
— Я перед поступлением работал фельдшером в вытрезвителе, — ответил Костя. — Так там этих академиков — через одного. И так они складно эту пользу обосновывают, черти…
— Что за люди здесь сегодня ходили? — спросил вдруг Алеша.
— Да, кстати, я тоже заметил, — присоединился Костя.
— Проверка из комиссии по лицензированию, — поморщился Донской. — Не ясно, что ли?
— Опять? — удивился Костя. — Ведь только недавно уже были какие-то. Чего они все ходят?
— А вот и ходят. Наверно, чуют, где можно малость жирок нарастить. Умники хреновы… «Вы нам тут не улыбайтесь, вы нам зубы не заговаривайте, мы и сами видим…» Насилу отвязался.
— В самом деле, Андрей, чего ты им улыбался? — произнес хирург. — Люди за деньгами пришли, а ты им улыбаешься. Надо было дать.
— Нечего прикармливать! А то завтра опять придут, да еще и других нахлебников приведут. Хотя, конечно… Рано или поздно придется давать.
— Вот за это и выпьем — чтоб один раз дать и больше их не видеть, нетерпеливо проговорил Костя. — И хватит о грустном.
— Отнесись к этому философски, Андрей, — спокойно сказал Алеша, возвращая пустую рюмку на стол. — Жизнь — она вообще состоит из обид, проблем, унижений. Люди портят настроение тебе, им — кто-то еще. В каждой сфере есть свои чиновники, даже в искусстве, а уж тем более — в медицине…
— Философски… — хмыкнул Донской. — Был бы я философом — не стал бы у вас директором.
— А я — так вообще бы не пошел в медицину! — добавил Алеша.
— Почему? — спросил Гриша.
— Видишь ли, мой юный друг, — загадочно улыбнулся хирург, — с годами приходит понимание, что медицина — самое вредное, что придумало для себя человечество.
— Оригинально, — согласился Гриша. — А где аргументы?
— Человек по своей природе вообще самоликвидатор, — сказал Алексей. — А медицина — наиболее эффективный метод.
— Ну, завел свою шарманку! — с досадой сказал Костя.
— Ты пациентам это тоже говоришь? — иронично улыбнулся Гриша.
— Милый мой, пациенты понимают это лучше нас! Особенно когда их до полусмерти закормят порошками, заколют шприцами и раскромсают скальпелями.
— Милый мой, пациенты понимают это лучше нас! Особенно когда их до полусмерти закормят порошками, заколют шприцами и раскромсают скальпелями. Но разница в том, что они видят это на примитивном бытовом уровне, а я — на научном.
— Научном? А по-моему, разговор совершенно несерьезный. Что-то на уровне проповеди из сектантской листовки. Хотя, конечно, интересно выслушать от врача научное обоснование вреда медицины…
— Любой врач — прежде всего человек, часть природы. Человечество стремится выжить с помощью стимуляторов, а между тем у природы всегда было прямо противоположное средство выживания — естественный отбор. Слабые погибали сильные выживали, чтобы дать миру еще более сильных и совершенных. Мы же, врачи, поступаем наоборот. Мы поддерживаем больных, немощных, слабых, а они плодят вовсе беспомощное потомство. Почитайте даже популярные журналы девяносто пять процентов детей появляются на свет с явными патологиями. Ну, и чем закончится эта искусственная антиэволюция?
— Эволюция тут ни при чем, — сказал Григорий. — У медицины совершенно другие задачи.
— Интересно знать, какие? — снисходительно усмехнулся Алексей.
— Я не хочу цитировать учебники. Мое мнение — медицина нужна, чтобы разум был как можно менее зависим от окружающей среды.