— Спасибо, Игорь Эдуардович, — еще раз отказался Гриша.
— Ничего, как-нибудь я свожу вас в приличное местечко. Вы ощутите вкус настоящей еды. Клянусь, что обогащу вашу жизнь еще одним удовольствием. В городе есть несколько приличных поваров…
Гриша знал, что почти каждый вечер Соломонов проводил в каком-нибудь ресторане и на это тратил немалую часть своих денег. Обычно он брал себе в пару какую-нибудь приятную зрелую даму с богатым внутренним миром. Иногда приглашал даже нескольких компаньонов — таких же, как он сам, — немолодых, почтенных, рассудительных.
Гриша работал в «Золотом роднике» уже больше месяца. Его день начинался со стерилизации — душевой кабинки, где даже вода была с примесью антисептических шампуней. После этого Гриша переодевался в одноразовый комплект и начинал обход своих пациентов.
Пока их у него было всего шестеро, и все они считались «легкими», поскольку курс их лечения истекал в ближайшие недели или месяцы. Все — мужчины тридцати-сорока лет, причем четверо — иностранцы, общаться с которыми иногда приходилось через переводчиков. Один — угрюмый и молчаливый японец, трое других — арабы.
В определенном смысле, все шестеро были почти здоровы, хотя и сильно ослаблены. Однако это было не то здоровье, которое может иметь, например, закаленный сильный человек. Это было девственное здоровье. Словно всю жизнь эти люди провели под непроницаемым колпаком, куда лишь изредка попадала случайная инфекция или задувал сквозняк.
Гриша листал их медицинские карты — они были почти пусты. Редкие диагнозы плохо стыковались с возрастом пациентов. У двоих, например, регистрировалась гемолитическая болезнь, которая куда чаще встречается у младенцев, чем у сорокалетних мужиков. У японца всего лишь четыре месяца назад были ликвидированы какие-то проблемы печени, связанные с ее недоразвитостью. Гриша видел результаты исследований и был убежден, что с такой печенью человек не мог дожить до зрелого возраста, даже если находится на спецпитании. Единственное объяснение — не очень удачная трансплантация детского органа, но где тогда следы операции?
При этом у пятерых в карточках значились удаленные зубы на фоне идеального состояния оставшихся, а у одного араба без всяких показаний была ампутирована нога. Этого человека почему-то тщательно стерегли, один охранник обязательно был даже на осмотрах.
Еще интереснее получилось с японцем. Однажды, придя утром на осмотр, Гриша обнаружил, что весь его торс покрыт бинтами и пластырем. Позже выяснилось, что под бинтами образовалась огромная цветная татуировка. Японец после этого стал уже не таким угрюмым.
Гриша, конечно, пытался искать объяснения этим и многим другим странностям, но всякий раз его бесцеремонно осаживали. На любой праздный вопрос ему давали однозначный ответ: занимайся своими делами и не лезь в чужие.
Он занимался своими делами. Обходил пациентов, опрашивал, снимал показания приборов, вносил пометки в журнал. Никаких лечебных процедур без прямого указания Соломонова не предпринимал. Даже в мелочах ему не позволяли проявлять инициативу.
Профессор лично просматривал записи и определял схему действий. Григорию после этого приходилось в основном делать уколы, брать анализы крови, ставить газоотводные трубки — в общем, делать самую черную работу, с которой обычно справляется младший персонал.
Лекарствами людей пичкали прямо-таки немилосердно, причем не только безобидными, типа глюконата кальция, но и сильнодействующими. Можно было только удивляться, почему это не приводит к фармотоксикозу.
Можно было только удивляться, почему это не приводит к фармотоксикозу. А ведь бедным пациентам приходилось еще и поглощать активные пищевые добавки, которые смешивались и компоновались в пищеблоке, на нулевом этаже.
— Зря вы отказались от обеда, Гриша, — изрек профессор, убирая баночку в пакет, а пакет — в итальянский кожаный портфель. — Суп был великолепным.
— Идем на обход? — спросил Григорий, складывая бумаги.
— Если только вы не, возражаете, — благодушно улыбнулся Соломонов.
У профессора тоже было несколько своих пациентов, с которыми он занимался лично. Григорий лишь сопровождал его, чтобы делать записи и выполнять простые поручения. Даже чересчур простые с учетом того, что пациенты к категории «легких» никак не относились.
Начать с того, что все они постоянно спали.
Сами — без барбитуратов и наркотических ингаляций. Этих больных часто и подолгу обследовали с помощью аппаратуры, а поскольку Григорий делал записи в их картах, то многое знал о том, что творится у них внутри.
У всех без исключения была недоразвитая мышечная система и мягкий скелет без минеральных солей, практически отсутствовало самостоятельное пищеварение, все имели слабо выраженную сердечную аритмию и дыхательную недостаточность. Можно было подумать, что эти люди родились уже взрослыми, и их тела не успели приспособиться к полноценной жизни.
Соломонов начинал осмотр с тщательной проверки поверхности кожи. У всех она была гладкой, бархатистой, без шрамов, без оспин и пигментных пятен, которыми обычно успевает обзавестись взрослый человек. Волосы — мягкие и легкие, как пух, ресницы почти невидимые.