— Слушай, а что с докторской квартирой получилось? — неожиданно прервал Мустафа. — Мне Грузила какие-то вещи странные говорит…
Кича мельком взглянул на Ганса, немного помялся.
— С доктором промашка вышла. Он привел какого-то… В общем, выкинули нас…
— Не понял… — Мустафа прищурил и без того узкие глаза.
— Ну, в общем… Да непонятно там все. Я подумал, лучше не соваться. За доктором не те люди оказались, что мы думали.
— Какие еще люди? Ты говорил, никого за ним нет.
— Ну, ошибочка получилась. Кто-то есть.
— Кто? Говори, кто?!
— Ну… — Кича задумался и вдруг понял, что ему нечего сказать. Защитник доктора не назвал ни одного авторитетного имени, однако в тот момент, когда все кувырком летели с лестницы, почему-то казалось, что сила против них стоит неимоверная. Об этом говорил и сам факт, что кто-то посмел унизить людей Мустафы.
— Интересно… Выходит, ты даже не знаешь, кто тебя морщил. А сам ты назвался? Сказал, чей ты?
— Да, сказал. Я думал…
— Ты думал?! Ни черта ты не думал! Теперь каждая собака в городе узнает, что моих людей с лестницы спустили.
— Да нет, никто знать не будет… — Кича беспомощно замолчал. Ганс с любопытством наблюдал, как его всесильный несгибаемый бригадир съежился под взглядом своего шефа. Впрочем, удовольствие от этого быстро улетучилось.
— Кретины, — процедил Мустафа и до хруста сжал кулак. — Учить вас, что ли, как вопросы решать?
Кича молча развел руками. Мустафа замолк, глядя в одну точку. Чувствовалось, как в голове у него бродят мысли, сталкиваясь и переворачиваясь, будто айсберги.
— Нет, ребята, это дело решать надо, — проговорил он наконец. — Из-за вас, ублюдков недоделанных, надо мной весь город смеяться будет.
— Никто ж не знал, — опять развел руками Кича. — Я все начинал по-умному делать, вон Ганс видел.
— Умник, мать твою… — Мустафа шагал взад-вперед, мысли-айсберги продолжали сталкиваться и расходиться. — И ведь не вовремя все, нельзя сейчас ни с кем ссориться. Ладно, обождем пока, но расхлебывать будете сами. Это дело оставлять нельзя, я не для того свой авторитет в городе ставил, чтоб со мной так шутили.
— Сделаем все, как надо, — горячо пообещал Кича.
Мустафа не ответил, он думал. В его душе боролись гордость и благоразумие. С одной стороны, он не мог позволить, чтобы какой-то червяк, жалкий докторишка, ломал авторитет одной из его бригад. Самый важный и решающий вопрос сейчас кто ему противостоит? Кто посмел так грубо накатить на людей Мустафы из-за простого бесполезного человечка? Или, может, не так уж прост этот доктор?
Мустафа знал, что в городе готовятся крупные перемены из-за передела рынка наркотиков. Его не касалась операция «Снегопад», поскольку он подобного бизнеса избегал. Но в такой ситуации ни в коем случае нельзя было ссориться с другими городскими авторитетами. Нельзя затевать мелкие разборки накануне грандиозных дел, перед лицом которых люди становились маленькими и хрупкими. Попав в шестеренки этой большой и мощной машины, можно в одночасье лишиться всего.
Вопрос с доктором требовал принципиального решения, но не сейчас, немного позже.
Мустафа думал.
* * *
Весна пришла ночью, под удары ветра и грохот крыш. Она словно бы штурмом ворвалась в город. Утром бой стих и наступила тишина.
Григорий проснулся, угомонил шлепком будильник и разлепил глаза. Даже сквозь задернутые шторы было видно, что за окном уже царствует солнце и что пришло оно надолго.
Он оделся, побрызгал лицо холодной водой и, пока на плите грелся чайник, вышел на балкон. Двор был залит светом и пропитан свежей весенней влагой. Было пусто, только черная дворовая собачонка разлеглась на скамейке и, наслаждаясь, ловила солнечные лучи — пока еще слабые, неверные, но уже без сомнения весенние.
Пользуясь хорошим настроением и приливом сил, Гриша захотел сделать что-нибудь такое, до чего обычно не доходят руки. Хотя бы подклеить отвалившийся кафель в ванной или привести в порядок книги, завалившие стол и подоконник. Потом — в библиотеку, в родной медицинский отдел. День сегодня выдался свободный, да еще такой солнечный и прекрасный, и его следовало потратить с пользой.
Собачонка, напитавшись солнечной энергией, потянулась и соскочила со скамейки, намереваясь пойти по своим собачьим делам. Но едва она ступила на тротуар, как ее спугнул сигнал въезжающей во двор машины.
Это была очень роскошная машина. Длинная темно-серая иномарка, неброская, но внушительная. Именно таким, по мнению Григория, и должен быть представительский класс.
Машина двигалась медленно, водитель смотрел номера подъездов. К немалому удивлению Григория, именно под его балконом и остановилось это автомобильное чудо, приглушенно сверкающее полировкой и хромированными деталями. Мягко захлопнулась дверь, пискнула сигнализация, и шофер неторопливо, с достоинством, вошел в подъезд.
«К кому бы это? — подумал Гриша. — К Витьке-телемастеру? Или к тете Даше с четвертого этажа, знатной станочнице-стахановке?»
В прихожей коротко пропел звонок. Так и не успев ничего предположить, Гриша открыл дверь.
— Здравствуйте, — на пороге стоял шофер. Он посмотрел в бумажку. — Если не ошибаюсь, Григорий Пшеницын?