— К черту, — повторил Донской. — Тебе налить?
— Ну, налей, — кивнул Гриша, присаживаясь. — Что новенького?
— Заказчик сегодня звонил, Гриша. Интересовался нашими делами, очень настойчиво интересовался. Хотел я опять ему мозги туфтой забить про полипептидные цепочки, да куда там… Сударя долго обманывать нельзя. Как говорится, бывалого на крапленые шахматы не купишь.
— Чем кончили разговор?
— Чистосердечным признанием. Теперь он тоже знает, что пациента мы пробздели.
— Он только это знает?
— Да, только это. Что, мол, похищен неизвестными и так далее.
Что, мол, похищен неизвестными и так далее… Каких я от него слов наслушался, Гриша! Такой языковой материал! Я даже пожалел, что диалектами не занимался.
— И что будет дальше?
— Он решил сам его поискать. Вот сижу пью за его удачу.
— Святое дело… А что главный про все это говорит?
— Главный ничего не говорит. Ему, похоже, сейчас не до чего. Ты разве не заметил, что с ним творится? Слетал на денек в Берлин, потом на пару деньков в Пекин, сегодня он в Норвегии… Возвращается — ни с кем не разговаривает, ни о чем не спрашивает, куда-то звонит, что-то затевает…
-Интересно, что?
— Думаю, он что-то нашел, Гриша. Он наконец откопал что-то такое, что искал все последние годы. Даже в лице переменился, обрати внимание. Так что до наших хворых клиентов ему дела сейчас нет. Чувствую, все проблемы остаются на меня.
Донской умолк, бездумно крутя в пальцах стакан.
— Надо полагать, он наконец нашел, как восстановить свою Александру, проговорил Григорий. Донской кивнул.
— Нас на бабу променял, — сказал он. — Ты в курсе, что мы отсюда очень скоро съезжаем? Пора тебе решать — уходишь с нами или остаешься.
Григорий покачал головой.
— Думай хорошо, Гриша. С нами не пропадешь, а что здесь останется неизвестно. Тебя главный возьмет, я уверен. Хотя…
— Что? Может и не взять?
— Да нет. Я подозреваю, что мы не просто меняем базу, — очень тихо сказал Донской. — Возможно, мы вообще закрываем лавочку.
-Как?
— Т-с-с… Если Шаман в самом деле что-то нашел, вряд ли он будет заниматься этим дерьмом. Слишком хлопотно. Он что-то другое придумает — деньги зарабатывать он умеет. Так что решай, Гриша.
— Я останусь, это точно.
— А не боишься? Если принцесса тебя держит, то не переживай, найдется и ей место на нашей бригантине.
— Чем же ты будешь заниматься взамен всего этого?
— Эх, Гриша, есть у меня одна заветная мечта, — вздохнул Донской. Светлый лес за городом. Небольшие чистенькие корпуса. Солидные спокойные пациенты. Камин, беседка, пляж, лыжные прогулки, рыбалка, велосипедные тропинки… И никакой дряни. Никакого толстожопого бычья с глазами навыкате, никаких вонючих «воинов Ислама», никаких грязных денег. Возможно ли только?
— Отчего же нет? — ответил Григорий. И вдруг он впервые встретился с Донским взглядом. У него были совершенно больные глаза — покрасневшие, пустые, изнуренные.
— Андрей, что с тобой творится? — с тревогой проговорил Григорий.
— Ничего, Гриша. Все закономерно. Просто за летом всегда наступает осень.
И на лицо его вдруг набежала тень, от которой Грише сделалось не по себе.
* * *
Телефонный звонок застал Ганса, когда он сидел посреди своей комнаты, тупо и безучастно глядя в телевизор.
— От главнокомандующего, — представился собеседник, — насчет твоего предложения.
— Да, — выдавил Ганс, облизнув пересохшие губы.
— Ну, в общем, сто пятьдесят.
Пролегла небольшая пауза.
— Что? — осторожно переспросил Ганс.
— Повторяю, — прозвучал уже немного раздраженный голос. — Сто. Пятьдесят. Тысяч. «Зеленью».
— А-а… — протянул Ганс.
— Нормально?
— Ага, — Ганс судорожно сглотнул слюну.
— Выкупаем у тебя эту непонятку за сто пятьдесят. А дальше — как масть ляжет. Если будет интерес, можем и перетасовать условия. Все ясно?
— Ясно.
— Когда сможешь подогнать товар? Сегодня сможешь?
— Нет! — почти выкрикнул Ганс.
— Это почему? — Голос стал настороженным.
-Потому что… Не могу сейчас; — пробормотал Ганс, he успев ничего придумать. — Чуть бы попозже…
— Непонятно, — в голосе прибавилось подозрительности. — Ты учти, когда привезешь товар, его проверять будут. Чтоб без фокусов. Ну, что?
— Я понял.
— Ну, смотри. Два дня ждем. Привозишь, получаешь бабки и отваливаешь. Так что давай раскачивайся поскорей.
..
Ганс опустил трубку так осторожно, словно боялся, что на том конце услышат, как непочтительно он ее бросил. С минуту он оцепенело стоял, глядя на телефон. Затем принялся нервно кружить по комнате.
«Радуйся, дебил! — говорил он себе. — Сам Сударь с тобой дела крутит, условия назначает, деньжищи сует немереные. Сто пятьдесят тысяч баксов — ни хрена себе!
Да только поздно. Поздно! Улетела птичка. Смылся урод прямо из фургона, причем неизвестно когда».
Ганс сел и в бессильной ярости несколько раз ударил кулаком по столу. Только-только начало что-то рисоваться, когда над душой не висит ни Муста-фа, ни Кича. Только показалась впереди дорожка — своя! — по которой можно идти и идти, выше и выше… И тут же, не успел вздохнуть свободно, такой оглушительный провал.
Надо что-то делать. Ганс опять закружил по комнате. Если через два дня сделка не состоится, можно четко ставить на себе крест. Сударь не забудет такого раздолбайства — предложить товар, заломить цену, а потом взять и потерять его. Люди смеяться будут.