— О том, — сказала она, — что надо жить. Не только сейчас, но и на следующий день, и через год… Разве этого мало?
— Немало, — согласился Григорий.
— Я хочу чаще вот так же сидеть у воды, смотреть в темноту и жить только одной минутой. Отныне это мое любимое занятие, веришь? Жаль, раньше не замечала, как это здорово.
— А если бы замечала?
Света не ответила. Она прикрыла глаза и слушала, как шелестит вода у берегов.
— А ты совсем не такой, как мне сначала казалось.
— Как же тебе казалось?
— Ты раньше был такой серьезный, собранный, такой солидный. Я думала, ты не смеешься никогда. А сегодня — ничего, оттаял. Наверно, от вина, да? А что ты там говорил про парашют? Ты умеешь прыгать с самолета?
— Я несколько лет ходил в аэроклуб.
— О-о! — Светлана вдруг рассмеялась.
— И что смешного?
— Я просто представила, как ты летишь вверх тормашками с самолета — такой же серьезный, с галстуком. И с докторской трубочкой в кармане.
— Со стетоскопом.
— Ага. Все равно как доктор Айболит, который летал в Африку лечить бегемотиков? Не помнишь, от чего он их лечил?
— По симптомам — дизентерия или холера. А может, брюшной тиф.
— Бедные бегемотики, — прошептала Светлана. Она вдруг покачнулась, и Гриша подхватил ее за плечи. А в следующее мгновение она поцеловала его в губы. Гриша замер, боясь спугнуть этот волшебный момент.
— Сейчас ты скажешь, — прошептала Светлана, — что я наглая, распущенная девчонка.
— Да, — так же шепотом ответил Гриша, зарываясь в ее волосы и замирая от удовольствия.
— Но у меня есть оправдание.
— Говори.
— Я только с тобой такая. Веришь?
— Нет.
— Ну и не надо, — Светлана провела рукой по его волосам, по щеке, тронула губы кончиками пальцев. — Гриша, мне не все равно кто рядом. Что бы я ни болтала.
Песок под ногами был сухой и теплый. Ветерок иногда приносил от костра обрывки разговоров, звон гитары. Можно было наслаждаться живым дыханием ночи, слушать плеск воды и ни о чем не думать. Совсем ни о чем не думать…
Григорий стоял возле клиники и ловил такси, когда из дворика показался «Мерседес» Донского.
— Куда-то спешишь? Могу подбросить.
— Соломонов пригласил на ужин, — сказал Гриша, забираясь в машину. — А я вспомнил в последний момент.
— По какому поводу банкет?
— Повод приятный — профессор наконец признал мои лазеры. После приезда французов он малость растерялся, но куда денешься?
— Вдвоем будете веселиться, без девочек?
— Он — с девочкой. Лет пятидесяти. Сказал, будет какая-то образованная и интересная дама. А я один.
— А как же принцесса?
— Работает сегодня допоздна. Да и не для нее компания.
Донской тихо улыбнулся сам себе:
— А все-таки, как я и говорил, судьба. Да?
— Посмотрим, — благоразумно ответил Гриша. Улицы были запружены машинами. Горожане возвращались с работы. Мощный проворный «Мерседес» был вынужден еле тащиться, поминутно притормаживая и подолгу отдыхая перед светофорами.
— Все хочу тебя спросить… — проговорил Донской. — Тут говорят, главный познакомил тебя с супругой?
— В одностороннем порядке.
— Наверно, у тебя уйма впечатлений.
— Да, хватает. Будет что рассказывать студентам, когда состарюсь. Пожалуй, к тому времени все тайны раскроются.
— А я думаю, нет. Это очень хорошо охраняемая тайна.
— Знаю. И тем не менее есть вещи, которые нельзя утаить по их природе. Одно дело засекретить на долгие годы операцию какой-нибудь разведки, другое колоссальное научное открытие. Изобретение пороха, например, или атомной бомбы.
— Можно, Гриша. Все можно спрятать.
— Я прекрасно понимаю, что и люди преданные, и зарплатой своей дорожат, и страховкой, конечно. Но все же… — Гриша с сомнением покачал головой. — Ведь есть еще и клиенты.
— С этой стороны мы тоже прикрыты. Ведь не клиенты приходят к нам, а сначала мы к ним. Да и то не ко всяким.
— Мало убеждает.
— Знаешь, я недавно читал воспоминания какого-то отставного чекиста, проговорил Донской, притормозив на очередном светофоре. — В сорок втором году один дезертир по фамилии Павленко собрал банду. Позвал туда таких же дезертиров, всякую шпану, своих дружков, родственников. Подделал документы, выписал для них военную форму и организовал фальшивую военно-строительную часть. И этот Павленко со своей братвой дошел чуть ли не до Берлина! В окопах, конечно, не стояли. Воровали в основном и грабили. А попутно звания друг другу присваивали, ордена вручали. Все как в настоящей части. Даже расстреливали. Десять лет банда жила — вдумайся, Гриша! Десять лет, и это в те еще времена! Так что, поверь, все можно спрятать.
Десять лет банда жила — вдумайся, Гриша! Десять лет, и это в те еще времена! Так что, поверь, все можно спрятать. А уж тем более в нашей мутной водичке…
— Допустим, десять лет — а потом?
— Потом еще десять, и еще… Не волнуйся, Гриша, это не твоя забота. Знаешь, тут еще играет роль наша подвижность. Мы долго на одном месте не работаем. Побудем малость в одном городе, сорвем деньжат — и дальше, новые просторы осваиваем, новые клиники открываем.
— А старые бросаете?
— Ну, что ты! Уедем отсюда — останется отлично оборудованный медицинский центр. Платный, разумеется. Шамановский, как главный акционер, будет получать с него свой процент. Ты можешь остаться, а можешь и с нами перебазироваться. Разве плохо?