Он ступил под своды тоннеля, залитого слабой синевой ультрафиолета. Отсюда было видно, что и вторая дверь — та, что отгораживала вход во флигель, открыта нараспашку.
С этим уже нужно было разбираться. Хотя бы найти дежурного по флигелю и спросить, почему все открыто. Прошагав несколько десятков метров в тишине, Гриша оказался в подвале флигеля.
Он вновь почувствовал тошнотворный кисловатый запах, сочившийся из зала с металлическими ваннами. Его окружили звуки — булькала вода, шипел воздух в трубках, щелкали реле, гудели дроссели. Но через монотонный оркестр неусыпной автоматики прорывалось что-то еще, непонятное и неуместное здесь. Словно бы где-то скулил заблудившийся голодный щенок. Звук был живой, его не могли производить приборы.
Пройдя узким коридором, Гриша определил, что жалобный плач доносится из-за неплотно закрытой двери за поворотом. Он был здесь всего один раз и не помнил, что это за дверь. А когда толкнул ее — остолбенел.
Это был кабинет Шамановского. Хозяин сидел здесь один, положив голову на стол. Перед ним на ворохе бумаг стояла ополовиненная бутылка джина, стакан из тонкого стекла, открытая банка с лососем.
И еще — большая фотография в рамке. От двери Гриша не мог увидеть, кто на ней изображен.
У Шамановского вздрагивали плечи. Это он издавал те жалобные звуки — он плакал! Гришу прошиб холодный пот. В какой-то момент ему показалось, что «Золотой родник» — заколдованный замок, где днем все улыбаются и любезничают, а ночью — кричат, стонут, плачут, мечутся на кроватях.
Он хотел было неслышно шагнуть назад, но главный резко поднял голову.
— Кто здесь? — И глаза, и лицо были мокрыми, на щеках темнела давняя щетина. Он был одет в свою обычную клетчатую рубашку, мятую, испачканную реактивами.
— Все двери открыты, — запинаясь проговорил Гриша. — Я зашел проверить…
Главный прищурился и наконец разглядел его.
— А, это ты… Ничего, я просто забыл закрыть. Иди себе дальше.
Гриша с огромным облегчением выскочил из кабинета, чтобы поскорее вернуться на пульт, но Ша-мановский вдруг остановил его:
— Обожди! Ты чего ходишь-то? Ночь уже.
— Я дежурный.
— А ну, зайди. И сядь. — Он влил в стакан немного джина, подвинул Григорию. — И пей.
Гриша, хотя и был изумлен, перечить не стал. Он чуть-чуть глотнул, едва не подавившись, сморщился.
— Закуси, — главный подвинул консервы. — Что там наверху, спокойно?
— В общем, да, но… Кричат некоторые.
— Конечно, кричат, — главный вздохнул, помолчал, глядя в пустоту. Хочешь, выпей еще, отдохни.
Он налил еще полстакана, махнул в себя. Вытерся рукавом, перевел дыхание.
— А знаешь, почему они кричат? Они свою смерть во сне видят. Каждую ночь заново. Есть из-за чего покричать, как ты думаешь?
Гриша не ответил, но главный и не ждал от него никаких слов. Он думал о своем.
— Твоими лазерами французы интересовались, — сообщил Шамановский через некоторое время. — Недельки через три, может, заедут к нам. Расскажешь им?
— Можно, хотя рассказывать пока особо нечего. Я хотел прежде обобщить результаты…
— Обобщишь, — кивнул главный.
..
— Обобщишь, — кивнул главный. — Все карты тебе в руки.
Он замолчал, уставившись на стоящую перед ним фотографию. Гриша немного наклонил голову и наконец разглядел — снимок изображал молодую женщину с длинными черными волосами. Она была красива, но подобную красоту не встретишь на телеэкране или на обложке журнала. Это было нечто иное — принадлежащее другому времени или даже другому миру. Черные глаза и волосы, белая кожа. Чистое открытое лицо, задумчивый взгляд, спокойная линия губ… И вместе с тем в каждой черточке — какой-то надлом, давняя печаль, не сбывшиеся, но еще не утраченные надежды.
— Дочь? — осторожно спросил Григорий, до которого внезапно дошел смысл наполовину опустошенной бутылки джина, слез, дрожащих плеч Шамановского. Тот покачал головой.
— Жена. Красивая, правда? Такой не будет ни у тебя, ни у любого из вас. Она — одна на весь свет. И если бы я не опоздал в свое время, ты сам бы в этом убедился. А я вот опоздал. На каких-то десять часов…
— Что с ней случилось? — спросил Гриша. Главный повернул к нему голову и обвел горящим, почти безумным взглядом.
— Хочешь увидеть? — спросил он свистящим шепотом. — Ты хочешь узнать, что с ней случилось?
Гриша напрягся. Он чувствовал, что Шамановский не просто так сверлит его глазами, что он приготовил ему нечто жуткое, противоестественное, способное шокировать даже видавшего виды человека.
— Сейчас я тебе покажу, — Шамановский встал, и его повело в сторону. Полбутылки джина способны выбить землю из-под человека, даже очень крепкого.
— Вставай, идем за мной, — держась за стену, он выбрался из кабинета.
Они вошли в полутемный гальванический зал. Главный нащупал на стене переключатель, и помещение залил тревожный желтоватый свет. Из подсобки выглянул дежурный, мельком посмотрел на Шамановского и тут же скрылся.
— Сюда, — главный подвел Григория к блоку массивных металлических шкафов, занимающих полстены. На квадратных дверцах мерцали зеленоватые шкалы, дрожали или покачивались стрелки. Горела оранжевая надпись: «Осторожно: излучение».
Главный набрал код и распахнул одну из дверей.